Люди и боги. Избранные произведения - [137]
Как всякая «новооткрытая звезда», Бухгольц еще не имел врагов, все были прекрасно расположены к новому художнику и старались перещеголять друг друга в выражении восторга.
Галерея была празднично декорирована пальмами и цветами, об этом позаботилась мисс Фойрстер. Среди пальм возвышался «Самсон» со своими могучими плечами, мускулистой спиной, крепкой грудью и наивным смеющимся лицом; затем стоял «Адам» со своими распростертыми руками, которым посетители пытались дать самые различные символические истолкования; за ним следовали другие, небольшие изваяния — головки, детали; а на переднем плане, установленная среди крупных хризантем, высилась «Мать», которая, казалось, выходит из цветов. Здесь, под обильным дневным светом, лившимся через стеклянную крышу, статуя обрела должную выразительность. Эта девушка со свободным дерзновенным лицом, которая теперь достаточно явственно выдавала свое сходство с Двойрой, с распущенными вьющимися волосами и выглядывающими из прядей волос большими глазами словно шагала, неся впереди себя свой небольшой, но тугой ядреный живот, остро выдававшийся, как у беременной… Зная о своей беременности, гордо несла она свой живот впереди себя… Глаза ее, открытые, глядели смело и независимо, точно она чем-то кичилась. Маленький рот был сжат, губы сведены в горестную гримасу, будто от предчувствия боли родовых схваток… И тут взгляд смотревшего падал на ее широко, дугой расставленные ноги — вот-вот выронит она ребенка… Само собой разумеется, всем больше нравился «Самсон» — он был понятен, но знатоки и критики говорили, что «Мать» — гениальное произведение. Так писали газеты, это доказывал и знаменитый критик-искусствовед мистер Дейвис. Все подолгу останавливались у этой фигуры и, боясь выдать свою некомпетентность, выражали свое восхищение и изумление.
Хозяйкой выставки была мисс Фойрстер. У нее это получалось естественно, как нечто само собой разумеющееся. Одетая в синее бархатное платье с глубоким вырезом, откуда брал начало темно-розовый свет, шедший от ее красивой полной груди, обнаженной небольшой шеи и прекрасной, гордой головы, гладко причесанной, с прямым и резко очерченным пробором. Обнаженные до плеч руки говорили о цветущей пышности тела. Китайские ножки в маленьких туфельках и светлых шелковых чулках легко двигались, когда она с чарующей улыбкой принимала гостей, водила их от скульптуры к скульптуре, где требовалось — объясняла и растолковывала, и где нужно было — молчала. Смущенного, молчаливого художника, который с бьющимся сердцем стоял, растерянный, в углу, не зная, куда девать свои большие руки (ему было неудобно в новом костюме, сегодня впервые надетом, и тесно в новых ботинках, из-за чего он непрерывно переступал с ноги на ногу), она вытаскивала из укромного уголка и представляла, кому следовало, и не представляла, кому не следовало… И когда филантроп выразил желание увидеть художника и пожелать ему счастья, мисс Фойрстер подвела Бухгольца к миллионеру, который стоял с мистером Дейвисом (он был провожатым богача по выставке), и сказала с многозначительной улыбкой:
— Вот это наш художник, гордость Ист-Сайда. — Великолепная улыбка, которой умеют улыбаться богачи, получилась у нее удивительно естественно, блестящие маленькие зубки сверкнули, и она кокетливо вскинула голову.
Бухгольц покраснел. Но чувствовал он в это время лишь обнаженную руку мисс Фойрстер в своей руке, вдыхал запах гвоздики, шедший от ее груди, и это значило сейчас для него больше, чем вся выставка вместе с миллионером-филантропом. Если бы можно было сбросить с себя эти тесные ботинки, думал он, и сорвать этот жесткий воротничок, который давит шею, было бы совсем хорошо, больше ничего бы и не нужно.
Филантроп подал ему руку, пожелал счастья и выразил надежду, что Бухгольц с пользой употребит время, которое проведет в Европе.
Бухгольц молчал, лишь кивал поддакивающе головой.
— Я буду всякий раз рад слышать о вашем прогрессе, — добавил миллионер.
Бухгольц молчал и продолжал поддакивающе кивать головой.
— А по возвращении вы найдете вашего «Самсона» в моих садах в Лонг-Бренче. Об этом распорядится мистер Дейвис. Вы, надеюсь, не будете этим огорчены.
Бухгольц смотрел на него, широко раскрыв глаза.
— Для мистера Бухгольца, для такого молодого художника, как он, несомненно большая честь — иметь свое произведение среди вашей прославленной коллекции, — растроганно ответила мисс Фойрстер. Бухгольц утвердительно кивал головой.
Миллионер подал скульптору руку, пожелал ему «бон вояж»[109] и покинул выставку.
Мисс Фойрстер оставила Бухгольца и подошла к репортерам, чтобы с восторгом рассказать им новости, и вскоре всему залу стало известно, что миллионер купил «Самсона» для своего сада в Лонг-Бренче. Новость эта вызвала большое удовлетворение среди посетителей выставки, все желали Бухгольцу счастья, а заодно желали кое-чего и мисс Фойрстер…
Мисс Фойрстер вернулась к Бухгольцу, который снова спрятался в свой уголок, и положила ему на плечо свои обнаженные легкие руки.
