Любви подвластно все - [70]

, от которой он никак не мог исцелиться.

С другой же стороны, все это было вполне естественно. Потому что не существовало бы ни мифов, ни опер, ни пьес, ни прекрасных баллад, если бы мужчины и женщины с незапамятных времен не исполняли снова и снова этот бесплодный па-де-де[22].

Лайон поначалу думал, что жаждал показать Оливии свой дом в Кадисе, чтобы доказать ей, как она ошибалась на его счет. Чтобы она увидела, что могла бы иметь. Но теперь он понял, что на самом деле хотел совсем другого… Хотел, чтобы она знала: он достоин ее. Да, именно этого ему всегда хотелось.

И кое в чем она была права. Прежде Лайон этого не осознавал, но теперь-то понял: он действительно давил на нее, хотя и знал, как дороги ей ее близкие. Ведь она как бы вновь обрела братьев, которых могла бы больше не увидеть: тем очень повезло, что все они вернулись с войны. И все же он потребовал, чтобы она вместе с ним отправилась в неизвестность. Он потребовал этого, потому что тогда думал, что одной любви вполне достаточно.

Лайон беспокойно заерзал в постели. О господи, он мог бы овладеть ею этой ночью. Возможно, ему так и следовало поступить. Он мог бы прямо сейчас это сделать – она ведь лежала в гостевой спальне через несколько комнат от него. Он прекрасно знал, как воспользоваться страстностью и чувственностью ее натуры, чтобы получить желаемое.

Но что потом, что дальше?

Кроме того, Лайон Редмонд слишком благороден и хорошо воспитан, поэтому не станет наставлять рога такому человеку, как Ланздаун, и лишать невинности женщину, помолвленную с другим.

Однако все эти логические рассуждения не отменяли главного – совершенно очевидной правды. А состояла она в том, что Оливия Эверси все еще была способна изорвать в клочки его сердце. Да, всегда была способна…

Но неужели так будет всю жизнь? И хватит ли ему мужества, чтобы выдержать такое?

Размышляя таким образом, Лайон в конце концов заснул. Один в своей постели.

Глава 19

Утро вливалось в окна, а солнце ослепительно сверкало, и казалось, что все в комнате сливалось в одно сплошное сияние – и стены, и окна, и занавеси, и полы. Сияла в лучах солнца даже рукоятка ножа, торчавшая из яркой банки с джемом.

Лайон сидел за столом, на тарелке перед ним лежала горка поджаренных ломтиков хлеба, а над чашкой возле локтя поднималось облачко пара.

Оливия скользнула в кресло напротив него и подперла ладонью подбородок. Он тотчас же налил ей чашку кофе из изумительно красивого фарфорового кофейника. Пододвинув чашку к Оливии, сказал:

– Попробуй, не пожалеешь.

Оливия кивнула и поднесла чашку к губам. Сделав глоток, содрогнулась.

– Ну как? – весело спросил Лайон, внимательно за ней наблюдавший.

– Хм… вполне… – одобрила она и отхлебнула еще. – О, великолепно! Я всегда думала, что у вулканической лавы именно такой вкус.

– Турецкий, – с улыбкой пояснил Лайон.

Оливия улыбнулась ему в ответ. Только сейчас она заметила у него под глазами темные тени. И заподозрила, что у нее такие же. Очевидно, оба они не смогли как следует выспаться, если вообще спали. Накануне они распалили друг друга, а затем разошлись по отдельным комнатам, где медленно сгорали в своих постелях…

«Интересно, хорошо ли он изучил потолок в своей комнате?» – промелькнуло у Оливии. Что до нее, то она свой прекрасно изучила. И, конечно же, почти всю ночь беспокойно ворочалась в постели.

Но Лайон был совершенно прав, прервав тот поцелуй у моря…

– Ты похож на пирата, – сказала она. – На очень опасного и в то же время необычайно привлекательного пирата, хотя и уязвимого.

А из-за темной щетины на щеках его синие глаза казались ослепительно синими.

Он улыбнулся и, немного смутившись, пробормотал:

– А ты выглядишь… – Глаза его закончили фразу за него. И если можно выразить любовь одним только взглядом, то именно это Лайон только что и сделал.

Взял ломтик поджаренного хлеба, он подвинул тарелку ей – вместе с баночкой джема. Ее любимого.

– Все радости домашнего очага… – пробормотала Оливия.

Взяв нож, она принялась намазывать хлеб джемом – очень медленно и тщательно.

Лайон в задумчивости наблюдал за ней. Потом, наконец, спросил:

– Неужели так уж обязательно, чтобы хлеб был полностью намазан?

Она с серьезнейшим видом кивнула.

– Да, это необходимо.

Лайон невольно улыбнулся. Они очень хорошо знали друг друга, но, оказывается, было еще много такого, о чем они даже не подозревали. Например – всякие смешные привычки…

Оливия откусила кусочек – и на мгновение зажмурилась. Ах какое блаженство! Хлеб с джемом никогда еще не казался ей таким вкусным. Доев его, она сказала:

– Хорошо бы принять ванну.

Лайон перестал жевать и с удивлением посмотрел на нее. Затем окинул ее пытливым взглядом – словно хотел понять, в каком именно месте она испачкалась.

– Дело в том, что я женщина, – пояснила она, немного помолчав. – Поэтому мне намного сложнее терпеть присутствие песка… в самых неподходящих местах.

Лайон тут же кивнул.

– Да, конечно. Верно подмечено.

Он с одобрением наблюдал, как она снова набросилась на хлеб с джемом. И вдруг с загадочным видом произнес:

– Я знаю одно подходящее место.

– Место?.. – переспросила Оливия. – Ты о чем?..