Любви подвластно все - [71]

– У меня тут еще нет ванны. И, как ты, должно быть, уже заметила, нет прислуги, которая бы за ней присматривала, если бы она имелась. Видишь ли, когда я хочу помыться, то просто… – Он мотнул головой в сторону окна.

– Ты хочешь сказать, что мне придется купаться в океане?!

– Я не собираюсь указывать тебе, что делать. Тебе решать, как ты поступишь, – ответил Лайон с улыбкой. – Я только поставил тебя в известность.

Оливия уставилась на него в изумлении, и он добавил:

– Тебе понравится, вот увидишь.

Она молча пожала плечами. Это одновременно раздражало и безнадежно притягивало, как обычно. Как будто она была пугливой кобылицей, а делом всей его жизни было тащить ее к тому, что доставит ей удовольствие.

– Ты сказала, Джонатан основал собственную фирму? – неожиданно спросил Лайон. – Я старался быть в курсе всех новостей, но об этом не слыхал.

Они собрались провести это прекрасное утро на свежем воздухе. Лайон сложил в рюкзак несколько свернутых одеял, а также хлеб с сыром и бутылку вина, и теперь нес на плече рюкзак, что-то насвистывая. Оливия не знала эту мелодию, однако подозревала, что он сам ее сочинил, и эта мысль вызвала у нее улыбку.

Ясное голубое небо над ними было необычайно ярким – казалось, то был цвет самого счастья, – а солнце, к счастью, припекало не очень сильно, но иногда слепило.

Оливия с удивлением задумалась: «Почему же мне не пришло в голову надеть шляпку или хотя бы чулки?» Она сжимала в руке ридикюль, который взяла с собой скорее по привычке, чем по необходимости (в нем лежала только расческа). Как же быстро ей понравилась такая жизнь! Понравилось жить как настоящая дикарка!

– И еще Джонатан собирается баллотироваться в парламент, – напомнила она. – Он намерен бороться за реформы в отношении детского труда.

Лайон с удивлением пробормотал:

– Неужели?.. Хм… должно быть, тут замешана женщина.

– Почему ты так говоришь?

– Потому что обычно именно женщины толкают мужчин на подобные поступки.

– Слишком вольное обобщение, – заметила Оливия, поразмыслив.

– Но тщательный анализ фактов его полностью подтверждает, – с улыбкой возразил Лайон.

Она взглянула на него и тоже улыбнулась. Потом вдруг заявила:

– Может быть, Джонатан вообще не стал бы этим заниматься, если бы ты не уехал.

Лайон посмотрел на нее в упор, но промолчал. Конечно же, он очень скучал по своим близким – несмотря ни на что.

– Мы упражняемся в философских рассуждениях этим утром, не так ли, Оливия? – проговорил он наконец.

– Это мое обычное занятие. – Она пожала плечами.

Лайон рассмеялся, а Оливия подумала: «Неужели его смех всю жизнь будет заставлять мое сердце так бешено биться?» Что ж, может, и так. Ведь именно этот смех делал ее жизнь полной – подобно тому как соль или джем придают пище особый вкус.

Они преодолели последний подъем и вскоре услышали журчание воды, заметно отличавшееся от мерного плеска волн, набегающих на берег и откатывающихся обратно в море.

Тут Лайон протянул своей спутнице руку и сказал:

– Нам предстоит небольшой спуск, а грунт здесь легко осыпается, так что…

Опершись на его руку, Оливия с улыбкой спросила:

– Сомневаешься в моей ловкости?

– О, ничего подобного. Просто я могу упасть и разбиться насмерть без твоей поддержки.

Оливия рассмеялась и тут же ахнула, когда Лайон увлек ее за собой вниз по довольно крутому склону, умело и без усилий поддерживая, когда это требовалось.

Ловкость и сила ошеломляли и вызывали уважение. В конце спуска они легким прыжком приземлились на узкой полоске золотистого песка.

– Ну вот, порядок, – сказал Лайон.

Оливия же молча озиралась: казалось, она лишилась дара речи.

Они сейчас находились в своеобразной «корзине», образованной вздымавшимися вокруг них почти отвесными скалами. А у ног их сверкали бирюзой воды овального озера – оно простиралось футов на пятьдесят, а затем, изгибаясь в форме апострофа, образовывало еще одно небольшое озерцо, скрывавшееся за нагромождением скал. По поверхности озера разбегались круги от вливавшегося в него в дальнем его конце водопада. Бесконечная струя пенившейся воды шириной в несколько метров падала примерно с двухметровой высоты. А истоки речушки не были видны – вероятно, она начиналась где-то на соседнем холме, а затем устремлялась вниз по каменным уступам, изливаясь в озеро.

За водопадом виднелось небольшое темное углубление в скале; сам же водопад походил на белый кружевной занавес над сценой.

– Настоящий рай… – пробормотала Оливия, не сознавая, что произносит эти слова вслух – они словно вырвались из самых потаенных глубин ее души.

– Я подумал то же самое, когда впервые попал сюда.

Некоторое время они молча любовались чудесным зрелищем.

– А теперь снимай всю свою одежду, становись под струю воды и мойся, – сказал Лайон.

Оливия вздрогнула и повернулась к нему. Он протянул к ней руку и, немного помедлив, разжал кулак. На ладони у него лежал ослепительно белый кусок мыла. Оливия посмотрела на него, затем опасливо взглянула на Лайона.

– Не бойся, французское, – сказал он. – Понюхай его.

– Да, верю, – буркнула Оливия. – Меня смущает совсем другое… То, что ты сказал перед этим.

И снова воцарилось молчание. Некоторое время они смотрели друг другу в глаза: почти все их мысли читались ясно, хотя и не произносились вслух.