Любовные похождения шевалье де Фобласа - [309]
“Хотя сегодня нам нечего бояться за свободу, не будет излишним принять некоторые предосторожности. Мне больно огорчать моего соратника, но интересы отдельных лиц не должны превалировать над общими интересами. Народ Рима не поверит, что обрел полную свободу, пока в Риме род ненавистных царей не только продолжает существовать, но и пользуется немалой властью. Это грозное препятствие для свободы. Потомок Тарквиния, избавь нас от этих опасений, может, они напрасны и беспочвенны, но они тревожат друзей Республики. Мы знаем, мы признаем, ты способствовал изгнанию царей: доверши это благое дело, избавь нас от их призрака, от настоящей причины нашей тревоги. Народ Рима справедлив, он не станет лишать тебя твоего имущества. Ты хочешь оставить его здесь — мы будем беречь его, а ты будешь получать доход. Ты хочешь все забрать с собой? И это возможно, но покинь город, покинь немедленно, уезжай. Граждане Рима верят, что монархия действительно исчезнет только вместе с последним из рода Тарквиниев”.
Так сказал Брут, и да будет позволено мне поставить рядом Францию и Рим, Тарквиниев и Бурбонов, я бы мог и дальше развивать их сравнение, но буду краток.
(Реплика из зала: «Луве должен избавить нас от деспотизма своего таланта»)
Римская республика насчитывала всего несколько дней — наша только что явилась на свет. Соседние монархи беспокоили Рим — несколько еще могущественных деспотов, явные враги наши, угрожают нам оружием, но оно не так опасно, как деньги тех, кто вредит нам, лживо уверяя в своем нейтралитете. Слух о дурных замыслах Тарквиниев распространился по разным уголкам Италии — слава о злодеяниях дома Бурбонов заполнила весь мир. Коллатин был родственником тирана — Филипп в недавнем прошлом тоже, и ты, Филипп, не можешь не помнить, что являешься одним из тех привилегированных созданий, которых в эпоху нашего раболепства мы называли принцем крови. Коллатин помог изгнанию Тарквиния Гордого — утверждают, что в определенном смысле и ты помог падению предателя Капета. Некоторые, похоже, думают, что могут сделать тебя представителем народа — Коллатин, благодаря свободному, неоспоримо свободному выбору своих сограждан, занимал не менее почетную должность, он был консулом. Возглавив римскую молодежь, он разделил с Брутом честь обратить деспота в бегство — твои дети ведут против варваров наших детей-победителей. Коллатин стал объектом нарождающихся опасений — Филипп, заявляю тебе, ты тоже сеешь в нас недоверие, тревогу, семена всяческих разногласий. Коллатин был настолько умен, что не стал ждать решения народа Рима — и ты, Филипп, не станешь ждать нашего, если ты истинный друг свободы, но если ты и твои сторонники были лишь ее лицемерными льстецами, мы пожалеем о том, что не приняли этот спасительный декрет два месяца назад. Тарквиний Коллатин <...> добровольно покинул Рим, успокоив Республику, он не стал дожидаться декрета, хотя декрет был принят. Народ Рима, деятельный и крайне недоверчивый во всем, что касалось свободы, на следующий же день принял декрет об изгнании всех Тарквиниев без исключения. Представители народа, только что освобожденного от рабства, спокойствие в стране может быть достигнуто только такой ценой <...>. Опираясь на авторитет великого человека, опираясь на пример освобожденного им народа, я призываю вас принять один из самых благородных декретов Рима его героической эпохи. По предложению Брута я предлагаю принять следующее решение...»
Конвент постановил: «Все члены семьи Бурбонов-Капетов, находящиеся в настоящий момент во Франции, исключая тех, кто находится в Тампле, в течение трех дней должны покинуть департамент Парижа и в течение недели территорию Республики, а также территории, оккупированные ее войсками» (9).
1793
Январь
Процесс над Людовиком XVI. Луве подготовил выступление в поддержку обращения к народу по вопросу о судьбе бывшего монарха. Но прения прекратились, выступить ему не дали, впрочем, его речь вскоре была опубликована. Как и большинство жирондистов, Луве голосовал за утверждение приговора народом, за смерть короля, но с ее отсрочкой до принятия новой, республиканской Конституции. Голосование было поименным, поэтому он мог обосновать свое мнение: «Граждане, я голосую за смерть, но при условии, что приговор будет приведен в исполнение только после того, как французский народ примет Конституцию, которую вы обязаны ему представить. И не говорите, что я другими словами опять призываю к обращению к народу, против которого вы уже проголосовали, ссылаясь на то, что этим мы разожжем гражданскую войну. Пусть так! Для того, что я сейчас предлагаю, народу не надо будет собираться немедленно, зато позднее ему уже ничто не помешает, вы же сами постановили, что во Франции будет только та Конституция, которую примет народ. И я точно знаю, что тогда все аристократы, число которых не так велико, как вы утверждаете, объединятся, чтобы уничтожить в колыбели республиканское правительство. И в этих условиях еще неизвестно, не будет ли жизнь этого преступного короля скорее вредна, чем полезна для планов реставрации монархии. В самом деле, если его не будет в живых, что помешает явиться какому-нибудь интригану, сгорающему от желания унаследовать трон, жаждущему верховной власти и более опасному, потому что его менее известные и громкие преступления еще не полностью его дискредитировали? <...> Его спасение пока еще в ваших руках. Остерегайтесь злоупотребить вашей властью, свято храните права тех, кто послал вас сюда, воздайте должное национальному суверенитету, и если, исполнив свой долг, вы падете от рук мятежников, вы, по крайней мере, погибнете достойными сожалений, достойными уважения. Ваши департаменты восстанут, чтобы отомстить за вас и за свободу. Вы умрете, но сохраните бесценный вклад народного представительства, вы спасете Республику. И здесь не может быть колебаний. В общем, таковы принципы.
