Любовные похождения шевалье де Фобласа - [307]

Историки по-разному оценивают роль «Часового» в революции. Вот как писал о нем историк Эжен Марон: «Хотя плакаты Луве были написаны ярко и пылко, на широкую публику они не оказывали большого влияния. Они были адресованы, во-первых, тем, кого в революционное время называют “честными людьми”, то есть людям нерешительным. Их он призывал к отваге, энергии, действию — призывы замечательные в любое время, но, как правило, бесполезные. Во-вторых, они обращались к патриотам: Луве проповедовал недоверие к их собственным кумирам — Робеспьеру и Марату, взывал к разуму и здравому смыслу, советовал изгнать страсти и неоправданные надежды, не допустить власти тех, кто стремится покорить народ с помощью лести... Замечательные советы, но запоздалые и потому тоже бесполезные. Кроме того, стиль “Часового” был слишком литературным, слишком выверенным, среди его статей немало таких, которые можно было бы спокойно прочитать в Академии, их язык изящен, но не живописен, в нем мало точных выражений, народных словечек, Луве не называет вещи своими именами, как Марат, он остается литератором, даже когда говорит с простыми людьми. Только когда ему надо выступить против тех, кто любил называть себя санкюлотами и вместе с этим названием перенимал их манеры, язык его становится более выразительным. “Когда посреди самых важных дискуссий они отдают предпочтение грубости, когда к высоким темам примешиваются неприличные выражения, когда, забывая об уважительности, которую они должны оказывать вам, они обсуждают вашу судьбу на разгоряченную винными парами голову...” Вскоре этот памфлетный стиль кажется ему низким, и он заканчивает плакат аргументацией литературной: “Кто обеспечивает в Европе преобладание французского языка, чтобы заставить все народы слышать вас и вами восхищаться, если не мудрые ораторы, чьи завораживающие речи уничтожают все сомнения, а чистота языка окрыляет и возвышает мысль?” Да, такой фразе не откажешь в гармоничности, но вряд ли она производила нужный эффект на приверженцев Марата, читавших ее на углу перекрестка» (5: XIII—XIV).

Другой видный французский историк революции Альфонс Олар писал о «Часовом» иначе: «С литературной точки зрения, Луве своей своеобразной газетой положил начало новому жанру красноречия — афишному красноречию, в котором скоро достиг совершенства. Сама химеричность его ума делала “Часового” доступным простолюдину: читал ли народ с доверием эти политические романы, эти непомерные выдумки или рвал с отвращением розовую афишу, на которой они печатались, он никогда не оставался равнодушным к талантливым произведениям автора Фобласа. <...> Успех “Часового” сделал Луве известным всей Франции...» (6: 330—331).

Луве становится директором и главным редактором газеты, в которой демонстрирует настоящий талант памфлетиста, — «Газеты дебатов Клуба якобинцев» (journal des débats du Club des Jacobins»). Луве сообщил ей легкий, ироничный тон, который придавал отчетам о яростных спорах знаменитого клуба шутливый характер. Луве неизменно подчеркивал пафос заседаний, их театральность, бурные овации, то и дело прерывавшие выступления, и тем самым, излагая ход заседаний и не делая никаких выводов, он полемизировал с клубом. Журналист никогда не забывал упомянуть в отчете о восхищении по отношению к Робеспьеру, и особенно к Марату, а также о ненависти к мадам Ролан. Если на имя Марата клуб отзывался аплодисментами, то имя мадам Ролан вызывало крики гнева и возмущения. В конце концов члены клуба стали подвергать нападкам журналистов, и, как только появился серьезный повод, Луве не только изгнали из редакции, но и исключили из членов клуба.

30 марта

Луве возглавляет делегацию членов Клуба якобинцев в Национальное собрание. Он требует новых мер против врагов революции и выступает против постоянной работы парижских секций.

Июль

Бриссо и Гаде намереваются отправить Луве комиссаром во французскую колонию на острове Санто-Доминго. Луве отказывается: во-первых, он не может поехать туда с Лодоиской, которая еще не стала его женой, во-вторых, он считает, что принесет родине больше пользы, оставаясь в Париже. Эта должность была отдана Сантонаксу¹. «Если бы я тогда согласился, — писал Луве в мемуарах, — Сантонакс был бы сейчас на моем месте, в изгнании, а я, на его месте, воевал бы с англичанами» (1: 23).

10 августа

Народное восстание в Париже и штурм дворца Тюильри. Луве участвует в приступе. «Я способствовал спасению швейцарских солдат, которых сателлиты герцога Орлеанского, бежавшие при первом выстреле, хотели расстрелять, когда бой закончился» (1: 23). Луве вывел их в коридоры Национального собрания, а затем помог им спрятаться. Несколько дней он работает в генеральном совете Парижской коммуны.

2—6 сентября

Массовые убийства в Париже всех подозреваемых в связях с роялистами, а также членов их семей. Резня в тюрьмах, убийство всех заключенных.

Сентябрь

Выборы в Конвент: Луве избран депутатом от департамента Лауре. Он встает на позиции Жиронды, партии умеренных и просвещенных республиканцев, которая в ту пору имеет перевес в Конвенте. Ролан вновь становится министром юстиции. Благодаря закону о разводе, принятому Национальной ассамблеей 9 октября, Маргарита Шоле получает развод.