Подавая на прощанье руку, Оливия сказала:
— Еще раз большое спасибо за этот замечательный вечер!
— Вам спасибо! — Пальцы Гиффорда на мгновение сжали ее ладонь. Он еще раз коротко бросил: «Спокойной ночи» — и вышел из квартиры.
Оказавшись спустя некоторое время у себя в комнате и готовясь ко сну, Оливия все еще думала об Афине, и в особенности о том, насколько та имела право столь откровенно заявлять свои притязания на Гиффорда. Не найдя для себя четкого ответа, Оливия со странным удовлетворением вспомнила, что отзывался он об Афине всегда довольно холодно. Оливии была неприятна сама мысль, что Гиффорд мог увлечься этой сексуальной красоткой. Неужели перед ней не может устоять ни один мужчина?
«В общем, у нее нет никакого права покровительствовать мне!» — решила Оливия, которая лишь временами бывала кроткой как овечка. Несмотря на всю красоту и богатство мисс Зонопулос, они все-таки принадлежат разным мирам, и, как настоящая артистка, Оливия была абсолютно убеждена, что ее собственный мир — гораздо важнее. «И пусть даже она давно знакома с Гиффордом, он — мой друг, и ей не помешать этому! — решила Оливия, невольно подумав не без улыбки: — Господи, неужели я становлюсь собственницей!»
Отбросив эту идею, Оливия вряд ли догадывалась, что в это время предмет ее размышлений, докурив перед сном последнюю трубку, твердо определил свою роль в ее жизни: быть рядом с ней всегда, когда ей это нужно, и защищать от возможных напастей всеми доступными ему силами и средствами.
Старая поговорка о том, что полбуханки лучше, чем ничего, мелькнула в памяти, и губы Гиффорда дрогнули в горькой усмешке. Обречь себя на вечное одиночество, смириться с мыслью о том, что самое сокровенное желание — недостижимо, было нелегко даже для такого волевого и умеющего владеть собой человека, как доктор Хардинг. Он был почти уверен, что при желании мог бы обратить ее благодарность за все, что он для нее сделал, в более глубокое чувство, но не собирался делать ни малейших попыток в этом направлении. Таков уж был характер Гиффорда.
Благодаря ему она вернулась к своему искусству, которое любила со всей страстью, на какую была способна. Но счастлива ли она?
«О Боже! Может ли кто-нибудь быть счастлив в этой жизни? — вздохнул Гиффорд. — Надо довольствоваться тем, что дает Бог, и быть благодарным за это».
Горничная, которая на следующее утро принесла Афине чай в постель, бесшумно поставила поднос на столик рядом с кроватью и почти на цыпочках подошла к окну, чтобы раздвинуть занавески.
Она работала у Афины меньше месяца, а потому эта часть обязанностей до сих пор вызывала у нее страх.
Ибо никогда нельзя было предугадать, на какую реакцию можно нарваться. «Мамзель», как ее звала прислуга, была непредсказуема. Вчера вечером она вернулась домой очень поздно и распорядилась разбудить себя именно в это время. Обернувшись к кровати, горничная обнаружила, что хозяйка открыла глаза.
— Через двадцать минут приготовьте мне ванну, — произнесла Афина. Подоткнув повыше подушки, она принялась за чай, размышляя о том, что надо бы прекратить эти ночные загулы. Но чем же тогда заняться? Слишком трудно коротать вечера в одиночестве, тем более что Гиффорд Хардинг явно не склонен скрашивать их своим присутствием.
При мысли о Гиффорде ее лицо потемнело. Для нее он не в состоянии найти ни минутки свободной, а с этой танцоркой проводит целые часы!
Отличительной чертой дочери Геркулеса Зонопулоса была способность добиваться желаемого с тем большей настойчивостью, чем больше трудностей оказывалось на ее пути. Еще вчера она решила, что лучше всего оставить Гиффорда на время в покое; его британская сдержанность опять начала выводить ее из себя. Но при виде его в обществе Оливии в Афине вновь проснулось всесокрушающее чувство собственницы. Если «эта девица» вообразила, что способна затмить ее, Афину Зонопулос, — она жестоко ошибается! Если у них начался роман — его следует подавить в зародыше.
Пока что она решила побольше узнать о своей сопернице.
Приняв ванну и занимаясь своим обычным утренним туалетом, больше похожим на ритуал, в процессе которого совершенно загоняла бедную горничную, Афина отдала распоряжение дворецкому разыскать телефон Ивана Дуброски. Потом перешла в гостиную и позвонила балетмейстеру. Вышколенный Серж ответил, что Дуброски нет дома и, к сожалению, связаться с ним нет никакой возможности.
— Может, он в Опере? — предположила Афина и добавила: — С вами говорит мисс Зонопулос.
Как и ожидалось, имя произвело магическое действие. Серж с еще большим уважением ответствовал:
— Мне очень жаль, мадам. С утра он должен был репетировать с труппой, но я не уверен, находится ли он до сих пор в театре. Во всяком случае, я никогда не советую тем, кто звонит мистеру Дуброски, пытаться отвлекать его от дела.
Тем не менее Афина позвонила в Оперу. Паузы, во время которых звонок передавали с одного коммутатора на другой, могли свести с ума. Наконец потеряв всяческое терпение, Афина потребовала:
— Передайте мистеру Дуброски, что звонит мисс Зонопулос. Мне нужно поговорить с ним, и я буду ждать у телефона, пока он не подойдет.
