Любовница Витгенштейна - [62]

Ну, поскольку, как я, кажется, уже упоминала, Троя была, в сущности, практически как заурядный городской квартал, высотой всего в несколько этажей.

Вне зависимости от того, насколько невероятным может показаться то, что юноши умирали там на войне давным-давно, а затем снова умирали в том же самом месте три тысячи лет спустя.

Хотя в чем приходится сомневаться еще сильнее, так это, конечно же, в том, что Елена была главной причиной той войны.

Всего лишь одна спартанка, как однажды назвал ее Уолт Уитмен.

Пусть даже Еврипид в «Спартанках» позволяет всем злиться на Елену.

В «Одиссее», где она блистает лучезарным величием, нет и намека ни на что подобное.

И даже в «Илиаде», когда война еще идет, о ней в общем-то говорится уважительным тоном.

Так что, без сомнения, лишь позднее люди решили, что виновата была Елена.

Ну, Еврипид, разумеется, выступил со своим мнением намного позже Гомера.

Не помню, насколько позже, но намного.

Собственно говоря, настолько позже, что прошло вдвое больше времени, чем с момента встречи дедушки Бертрана Рассела и Джорджа Вашингтона.

И конечно, каких-то вещей спустя столько лет уже не отследишь.

Так что, когда Еврипиду пришло в голову написать пьесу о войне, ему, естественно, пришлось придумать для нее интересную причину.

Ведь он не знал, что в действительности все началось со споров о том, кто должен кому платить пошлину за пользование проливом, как я уже упоминала.

Хотя, с другой стороны, вполне возможно, что Еврипид попросту солгал.

Вполне возможно, Еврипид знал истинную причину войны, но решил, что для пьесы Елена будет интереснее.

Разумеется, писатели время от времени делают нечто подобное, как можно себе представить.

Так что если как следует разобраться, то столь же вероятно и то, что Гомер тоже просто солгал.

Очень даже может быть, что Гомер знал истинное количество кораблей, но решил, что в поэме будет куда интереснее смотреться число «тысяча сто восемьдесят шесть».

Ну, это определенно так, уже хотя бы потому, что я помню это число.

Без сомнения, если бы я подчеркнула слова о двадцати или тридцати кораблях, когда вырывала страницы из «Илиады» и бросала их в огонь, то я бы не запомнила этого вовсе.

Более того, если бы Гомер сказал, что было всего двадцать или тридцать кораблей, я бы, несомненно, вообще не стала ничего подчеркивать.

Это, пожалуй, означает, что некоторые писатели иногда умнее, чем кажется.

Впрочем, Райнер Мария Рильке однажды написал роман «Признания» о человеке, который носил на шее будильник, что кажется скорее не ложью, а лишь попросту дурацкой темой для книги.

Вот только в данном случае я помню это, даже хотя не читала «Признаний».

И вдобавок это теперь убеждает меня, что не обвини Еврипид Елену в Троянской войне, то я бы и Елену не запомнила.

Так что, без сомнения, с моей стороны было опрометчиво критиковать и Райнера Марию Рильке, и Еврипида.

Даже хотя, если подумать еще раз, теперь не отделаться от мысли, что число кораблей в «Илиаде» могло быть указано неверно по совершенно иной причине.

В том смысле, что если Гомер не умел писать, то складывать числа он тоже, скорее всего, не мог.

Особенно если учесть, что Паскаль тогда еще не родился.

Но как бы то ни было, мне также пришло в голову упомянуть о том, что меня часто раздражает и то, как обвиняют Клитемнестру, не меньше, чем то, как обвиняют Елену, скажем прямо.

Это касается, конечно же, того, как Клитемнестра убила Агамемнона в купальне после того, как он вернулся с той самой войны.

Не без помощи. Но тем не менее.

Правда, хочу я сказать, разве у нее не было причин, боже мой?

Ну, особенно после того, как Агамемнон принес в жертву их собственную дочь, чтобы кораблям дул попутный ветер, имею я в виду, естественно.

Боже, чего только не делали мужчины.

Особенно цари и военачальники, даже если это никудышное оправдание.

Но кроме того, надо сказать, что я вообще-то сама добралась морем из Греции в Трою.

Ну, или наоборот. Суть в том, что даже с выдранной из атласа страницей вместо морских карт, я без особой спешки проделала этот путь за два дня.

Несмотря на то даже, что до смерти напугалась того кеча у берегов Лесбоса, чей треугольный парус так шумел под порывистым ветром.

Но в любом случае это вряд ли настолько далекий путь, чтобы требовалось приносить кого-то в жертву, разумеется.

Не говоря уже о собственном ребенке.

И, кстати, сыграют ли хоть какую-то роль один или два лишних дня плавания, раз уж твоя дурацкая война все равно будет длиться целых десять лет.

Ну и в довершение всего этот герой, когда вернулся назад, ни много ни мало привез себе наложницу.

Однако же пьесы пишут так, что даже Электра с Орестом рассердились на Клитемнестру за то, что ее терпение в итоге лопнуло.

Опять же ругать прославленных драматургов рискованно, но кто-то же должен где-то провести черту.

Папа убил нашу сестру, чтобы вызвать попутный ветер для своих дурацких кораблей, — так любой человек в здравом уме мог бы представить себе мысли Ореста и Электры.

Но вместо этого в пьесах они лишь думают, что мама убила папу.

Более того, в данном случае есть также пьесы Эсхила и Софокла, написанные еще до Еврипида.