Любовница Витгенштейна - [61]

Честное слово, однажды Витгенштейну особенно срочно понадобилось в туалет возле какого-то дома в Кембридже, оказавшегося домом Хаусмана, но Хаусман не впустил его.

Вообще, чаще всего из чулка извлекался, видимо, Франц Шуберт, любимый композитор Витгенштейна.

Пусть даже я понятия не имею, почему это напомнило мне о том, что друзья Брамса часто смущались, когда проститутки здоровались с ним на улицах.

Или, прости господи, о том, что Гогена однажды арестовали за то, что он мочился на публике.

Или что Авраам Линкольн и Уолт Уитмен часто кивали друг другу в знак приветствия, встречаясь на улицах Вашингтона во время Гражданской войны.

Вероятно, этот последний факт, по крайней мере, делает не столь невероятной мысль о том, что люди вроде Спинозы и Эль Греко делали то же самое.

Пусть даже и не в Вашингтоне, округ Колумбия.

Вообще-то Клара Шуман однажды побывала дома у Витгенштейна в Вене с Брамсом, если я об этом еще не писала.

И это, быть может, стало еще одной причиной, по которой Брамсу хотелось, чтобы дети ушли.

К сожалению, у Шуберта, в свою очередь, тоже был сифилис. Из-за чего он и не закончил свою «Незаконченную симфонию», поскольку умер в тридцать один год.

А Генделя, думаю, можно занести в список тех, кто ослеп.

Но кто же такая Карен Силквуд, которой, вдруг чувствую я сейчас, мне бы тоже хотелось рассказать, что нынче уже можно встать на колени и напиться воды из Дуная, Потомака или Аллегейни?

И почему я лишь секунду назад догадалась, что, когда родился Шостакович, Ленинград еще назывался Санкт-Петербургом?

Я только что обмотала голову полотенцем.

Сходив за зеленью для салата, вот почему.

Между тем чем больше я думаю об этом, тем больше сожалею о сказанном.

Я имею в виду, о Микеланджело, не о Геродоте.

Уверена, мне было бы очень приятно пожать Микеланджело руку, и не важно, что бы об этом подумали папа или Луи Пастер.

Более того, я бы даже была рада увидеть руку, отсекавшую от мрамора лишний материал так, как это удавалось только Микеланджело.

Вообще-то я бы также с удовольствием сказала Микеланджело, как мне понравилось его предложение, которое я однажды подчеркнула.

Наверное, я не упоминала, что однажды подчеркнула предложение, написанное Микеланджело.

Однажды я подчеркнула предложение, написанное Микеланджело.

Это было предложение, написанное Микеланджело в письме, когда ему было уже семьдесят пять лет.

Можешь думать, что я сумасшедший старик, — писал Микеланджело, — но нет лучшего способа сохранить здравый ум и перестать беспокоиться, чем сумасшествие.

Честное слово, Микеланджело так и написал.

В сущности, я практически уверена, что Микеланджело бы мне понравился.

Я до сих пор ощущаю печатную машинку. И слышу клавиши.

Хм. Кажется, я что-то упустила в тот самый момент.

А, очевидно, я лишь собиралась написать, что я закрыла глаза.

Есть объяснение, почему я решила это сделать.

Это объяснение заключается в том, что я, похоже, сильнее расстроилась из-за коробки с ненастоящей травой, чем мне сначала казалось.

Под этим, я, видимо, имею в виду, что, если ненастоящая трава все же была настоящей, а это несомненно, тогда в чем разница между тем, как ненастоящая трава является настоящей, и тем, как настоящая трава является настоящей?

Если на то пошло, в каком городе все-таки родился Дмитрий Шостакович?

Немало вещей такого рода могут иногда почти начать меня беспокоить, по правде говоря.

Даже если, с другой стороны, не осталось, похоже, никаких свидетельств о том, какое имя Витгенштейн выбрал для своей чайки.

Ну, причина, по какой я снова об этом говорю, заключается в том, что именно из-за той чайки я, оказывается, и пришла на тот пляж.

Высоко-высоко на фоне облаков, не больше пятнышка, но потом резко спикировавшей к морю.

Вот только та чайка уж точно была вовсе не настоящей чайкой, а лишь пеплом.

Я хоть раз упоминала, что искала в Савоне, штат Нью-Йорк? Или в Кембридже, штат Массачусетс?

И что во Флоренции я не сразу вошла в галерею Уффици, а какое-то время жила в отеле, названном в честь Фра Филиппо Липпи?

И, кстати, то, что я пишу своей палкой, вовсе не всегда послания.

Однажды я написала по-гречески «Елена Троянская».

Ну, во всяком случае, буквами, похожими на греческие, хотя я их придумала сама.

Даже если «Елена Троянская» было бы лишь вымышленным именем на настоящем греческом, если подумать, ведь вряд ли в то время ее звали именно так.

Я решил спрятаться среди женщин, чтобы мне не пришлось сражаться за Елену Троянскую. Вряд ли кто-нибудь вообразит подобный ход мыслей Ахилла, например.

Или: я решил притвориться сумасшедшим и засеял поля солью, чтобы не сражаться за Елену Троянскую. Вряд ли кто-нибудь вообразит, что Одиссей думал нечто подобное.

Более того, несомненно, все так привыкли звать ее Спартанской, что все равно не стали бы что-то там менять.

Даже приплыв к берегам Трои на тысяче ста восьмидесяти шести кораблях.

То есть именно на таком количестве кораблей, по словам Гомера, ахейцы прибыли к берегам Трои.

Даже если сам ты почти на сто процентов уверен в том, что греки никак не могли приплыть на тысяче ста восьмидесяти шести кораблях.

Несомненно, у греков было всего лишь двадцать или тридцать кораблей.