Любовная лирика классических поэтов Востока - [18]

Пусть у меня, скажи ему, он будет гостем эту ночь, —

На то причина есть, и я должна достойному помочь».

И я прислужнице ответил: «Хоть им нужна вода и пища,

Мои оседланы верблюды и ждут вблизи ее жилища!».

И провели мы ночь ночей — когда б ей не было конца!

За часом час впивал я свет луноподобного лица.

Но занималось утро дня — и луч сверкнул, гонитель страсти.

Блестящий, словно бок коня бесценной золотистой масти.

Сочла служанка, что пора беду предотвратить, сказав

Тому, кто доблестен и юн, горяч душой и телом здрав:

«Увидя госпожу с тобой да и меня при вас, чего бы

Завистник не наклеветал, — боюсь я ревности и злобы.

Смотри, уже не видно звезд, уже белеет свет дневной,

А всадника одна лишь ночь окутать может пеленой».

Перевод С. Шервинского

«Вкушу ли я от уст моей желанной…»

Вкушу ли я от уст моей желанной,

Прижму ли к ним я рот горящий свой?

Дыханье уст ее благоуханно,

Как смесь вина с водою ключевой!

Грудь у нее бела, как у газели,

Питающейся сочною травой.

Ее походка дивно величава,

Стройнее стан тростинки луговой.

Бряцают ноги серебром, а руки

Влюбленных ловят петлей роковой.

Влюбился я в ряды зубов перловых,

Как бы омытых влагой заревой.

Я ранен был. Газелью исцеленный,

Теперь хожу я с гордой головой.

Я награжден за страсть, за все хваленья,

За все разлуки жизни кочевой.

К тебе любовь мне устрашает душу,

Того гляди, умрет поклонник твой.

Но с каждым днем все пуще бьется сердце,

И мучит страсть горячкой огневой.

Мне долго ль поцелуя ждать от той,

Что в мире всем прославлена молвой?

Что превзошла всех в мире красотой —

И красотой своей и добротой?

Перевод С. Шервинского

«Сторонишься, Хинд, и поводы хочешь найти…»

Сторонишься, Хинд, и поводы хочешь найти

Для ссоры со мной. Не старайся же, нет их на деле.

Чтоб нас разлучить, чтоб меня ты сочла недостойным.

Коварные люди тебе небылицы напели.

Как нищий стою, ожидая желанного дара,

Но ты же сама мне достичь не дозволила цели.

Ты — царская дочь, о, склонись к протянувшему руку!

Я весь исстрадался, душа еле держится в теле.

В свой ларчик заветный запри клевету и упреки,

Не гневайся, вспомни всю искренность наших веселий.

Когда ж наконец без обмана свиданье назначишь?

Девичьи обманы отвратней нашептанных зелий.

Сказала: «Свиданье — в ближайшую ночь полнолунья,

Такими ночами охотники ловят газелей».

Перевод С. Шервинского

«Велела мне Нум передать…»

Велела мне Нум передать: «Приди! Скоро ночь — и я жду!».

Люблю, хоть сержусь на нее: мой гнев не похож на вражду.

Писал я ответ: «Не могу», — но листок получил от нее.

Писала, что верит опять и забыла сомненье свое.

Стремянному я приказал: «Отваги теперь наберись,

Лишь солнце зайдет, на мою вороную кобылу садись.

Мой плащ забери и мой меч, которого славен закал,

Смотри, чтоб не сведал никто, куда я в ночи ускакал!».

К Яджаджу, в долину Батта мы с тобой полетим во весь дух.

При звездах домчимся мы в Мугриб, до горной теснины Мамрух!»

И встретились мы, и она улыбнулась, любовь затая.

Как будто чуждалась меня, как будто виновен был я.

Сказала: «Как верить ты мог красноречию клеветника?

Ужели все беды мои — от злого его языка?».

Всю ночь на подушке моей желтела руки ее хна.

И уст ее влага была, как родник животворный, ясна.

Перевод С. Шервинского

«Как изваяние святое…»

Как изваяние святое,

      застывшее у алтаря,

Она стояла неподвижно,

      светлей, чем вешняя заря.

Но сверстницы ее выводят,

      и антилопой горделиво

Она плывет походкой легкой

      среди подружек горделиво…

Ее от взоров любопытных

      скрывали долго и упорно,

И на щеках ее ликует

      румянец юный, непокорный.

«Ты любишь ли ее?» — спросили,

      и я ответил без запинки:

«Моя любовь неизмерима,

      как звезды в небе, как песчинки.

Мою похитившая душу —

      она достойна восхищенья:

Как совершить она сумела —

      спросите! — это похищенье?..».

Перевод Е. Николаевской

«Не сказать ли мне всадникам, рвущимся вдаль…»

Не сказать ли мне всадникам, рвущимся вдаль,

Что в колючей степи отдыхают — в пути:

«Ваш привал затянулся, пора на коней!

Ведь уж время настало Плеядам взойти.

Затянулся ваш сон… Я же сон потерял:

Думам тягостно жгучее горе нести».

Друг мой горькое слово сказал мне о ней, —

(Горьких слез не уйму — как беду отвести?)

Он сказал: «Ты Сулейму скорей отпусти…».

«Не могу, — мне ответило сердце, — прости…».

Плачь со мною над тем, что таится в душе,

И за страсть не брани — не могу я уйти…

Перевод Е. Николаевской

«О друзья, я так встревожен…»

О друзья, я так встревожен,

             ну, а вы, душой щедры,—

К тем сверните ранним утром,

             кто свернуть готов шатры.

Рода Зейнаб не браните —

             все печалюсь я о ней.

Я — ее известный пленник,

             до исхода наших дней.

Нашей встречи с нею в Хейфе

             не забыть — пока живу,

Вспоминаю и волнуюсь,

             будто вижу наяву.

Зейнаб в сердце воцарилась

             и господствует над ним,

В моем сердце не оставив

             места женщинам другим.

В мое сердце по-хозяйски

             не пускает никого,

Лишь шутить мне дозволяет,

             ну, а больше ничего.

Лишь ее люблю одну я,

             без нее — не жить ни дня?

Только к ней стремлюсь, — за это

             не корите вы меня!

У сестер она спросила,