Любовь юных лет - [4]

Я больше не встречал ее, осталось только щемящее воспоминание: худенькая фигурка, темные завитки волос, мягкая походка и глубокие черные глаза. В моем воображении она всегда ускользала от меня, неторопливо уходила в тишину. Я искал ее, и она мерещилась мне повсюду, но, никогда не покидая меня, была далеко. Она смотрела на меня молча, без улыбки, и временами я не то чтобы слышал, скорее, видел произнесенное ею нежное слово. В ту зиму шел дождь, тихий, легкий и бесконечный. Канавы и рытвины наполнялись водой. Я любил в непогоду гонять на велосипеде, подставив лицо влажному ветру, прислушиваться к шуму колес, вспарывающих лужи на дороге, и наблюдать, как все вокруг расплывается в мутном тумане. Однажды я увидел – она медленно шла вдоль стены. На пустынной улице было тихо. В дверях какой-то человек в накинутом на плечи халате склонился над жаровней. Два воробья, чирикая, прыгали среди голых веток. На улице не было никого, только она медленно уходила от меня вдоль стены.

Я рванулся было за ней, но тут же остановился. И смотрел, как она постепенно исчезает в тишине, худенькая, с черными косами. Шел дождь.

Я и не заметил, как наступила весна.

Но и весна ушла, нагрянуло и отступило лето, и настала осень. Как узник, выпущенный на волю, я осторожно оглядывался по сторонам. Оказалось, что терпкий вкус вина прекрасен, что подставлять тело солнечным лучам – блаженство; я узнавал аромат розовых кустов, и цвет глинистой земли, и твердость камня, и чистоту неба в горах. И каждый раз, когда на исходе дня мы с товарищами бегали по опустевшим дорожкам, готовясь к соревнованиям, я с наслаждением ощущал прохладный воздух и свое горячее дыхание. А вернувшись домой, радовался вкусу горячего молока и запаху надорванной апельсиновой кожуры. И наступал день – я стоял на спортивной площадке, вглядываясь в белую полоску толчковой линии, затем один долгий вдох, я напрягал все силы и внезапно давал им выход, с размеренной плавностью устремляясь вперед – вперед, вперед, вперед, затем – толчок ногой от белой полосы, а другая уже в воздухе; на неуловимые мгновения я отделялся от земли и, приземляясь в опилки, с упоением ощущал силу собственного тела.

У тела были и другие радости. Ты обнимаешь девчонку, которая отдает тебе свое тепло, она пахнет горным миндалем, и ты чувствуешь на лице ее дыхание, короткое, иногда прерывистое, но неостывающе горячее от боли и наслаждения, она прижимается к тебе, и ты прижимаешься к ней, у нее на висках влажные волоски, ты успеваешь заметить ее затуманившиеся глаза – и проваливаешься в пустоту, потом снова и снова, не приходя в себя, а потом будто солнце встает из-за гор, омытых светоносными облаками, и, когда ты первый раз открываешь глаза, твои пальцы играют ее косами и запах торжествующей чувственности мешается с ароматом смятых пшеничных колосьев. Послезакатное небо наполняется звездами, и лавина наслаждения уносит поднимающееся раскаяние, и теперь не важно, что ты затащил ее силой, припугнув, что ославишь на весь город, потому что сейчас она, уставшая от ласк, лениво гладит тебя и обещает никогда не гулять с другими, только с тобой. Ликуя, ты понимаешь, что поступил правильно, когда, застукав ее в переулке целующейся с каким-то солдатом, запугивал несколько дней подряд и сегодня вечером наконец привел на это пшеничное поле недалеко от города. И в тебе снова закипает желание. Оно совсем не похоже на влечение к той молчаливой фигурке, черноглазой и черноволосой, от которой ты сейчас далеко, очень далеко, потому что та держала в плену твою душу, а этой, другой, досталось твое тело. И оковы духа не выдерживают натиска плоти.

Она надоедает тебе, и появляется новая, а потом еще много других, ты уезжаешь из дома, годы идут чередой, и только иногда померещится что-то совсем непохожее на забытую разноцветную картинку из велосипедной мастерской.

Я окончил школу и уехал в Тегеран. Наступили холодные зимние дни. Для занятий я выбрал читальный зал факультетской библиотеки: там жили свои особенные запахи, было чисто и просторно, а в широкие окна сквозь ветви деревьев заглядывал город. В дождь отовсюду полз туман, когда шел снег, казалось, что город далеко – во сне, и люди, их жизнь только снятся.

И когда однажды я получил письмо с известием, что она выходит замуж за своего двоюродного брата, я от души пожелал ей счастья.

Потом зима кончилась, пролетела весна, и летние каникулы позвали меня домой. Едва приехав, я узнал, что она все еще живет в доме родителей. Почему, никто не объяснил, и я подумал – а вдруг из-за меня? Но ведь пролетели годы, унесли с собой детство, от прошлого вроде бы не осталось следа. И кроме того, брачный контракт уже заключен… А любовь словно и не кончалась. Я не знал, чего она хочет теперь, что у нее на сердце, понятия не имел, о чем она думает, – и все же решил попытаться поспорить с судьбой. Это было почти невозможно. Я понял, что необходимо встретиться. Если и она мечтает обо мне, мой долг – не допустить, чтобы она досталась другому. Как-то раз зазвонил телефон. Я знал – это она.

Так и было. Она никого не просила позвать… она молчала… В трубке было тихо. А может, телефон вообще не звонил? Но это была она, точно она. Я повесил трубку. И написал письмо. Несколько дней прошло в попытках отдать письмо ей, но ничего не получилось; я, отчаявшись, решил, будь что будет, и обратился к сестре. Сестра ничего не сказала. Не глядя на меня, взяла письмо и вышла. На следующий день она открыла дверь ко мне в комнату, молча протянула письмо и, не взглянув на меня, ушла.