Любовь в эпоху ненависти. Хроника одного чувства, 1929-1939 - [78]

*

В Тичино, где даже в декабре бывает очень тепло, когда нет ветра и солнце в полдень выходит из-за облаков, начинается отсчет последних дней Стефана Георге. За последние три десятка лет он собрал вокруг себя круг преданных учеников, в основном геев, которые фанатично восхищаются его поэзией и провозглашают самого Георге с его белоснежными локонами духовным вождем. Георге принадлежит к тому же поколению, что и Герхарт Гауптман; с их высокими лбами в обрамлении белых волос они кажутся братьями, один — приземленный натуралист, нобелевский лауреат 1912 года, второй — эзотерик, которого уже десятки лет ненавидят или любят молодые немецкие поэты. В июле в газете Frankfurter Zeitung Вальтер Беньямин под псевдонимом поздравил Георге с днем рождения и назвал пророком. Беньямин пишет, что Георге в своем стихотворении «Молодому вождю на Первой мировой войне» предсказал, что будет и «Вторая мировая война». Еще он пишет: «Стефан Георге молчит уже несколько лет. А мы за это время научились по-новому слышать его голос». У Клауса Манна немного другой взгляд. В своем эмигрантском журнале Sammlung он отвечает Беньямину статьей «Молчание Стефана Георге». Эта статья — выражение надежды на то, что Георге не поддался на искушения Гитлера и нового рейха: «Мы надеемся, что его молчание означает оборону. Если он хочет закончить так, как жил — с ясным пониманием чистоты, искренности и настоящего благородства, — то он ответит этой новой Германии тем же жестом, на который его вынудила старая: отвернется».

Стефан Георге читает эти строки в ноябре 1933 года, в Минузио. Ему приходится соблюдать строгую диету: сыроедение, никаких сигарет, никакого алкоголя, так сказал врач. Но в воскресенье, 26 ноября, он нарушает эти запреты. На завтрак он съел несколько бутербродов с сардинами и ветчиной. На обед у него утиная грудка с овощами и картошкой, на десерт рисовая каша на молоке. Он запивает еду сладким белым вином. Наверное, это было слишком хорошо. «Сразу после еды, когда убирали со стола», в 13:20 он оседает на стуле, как сообщает его верный ученик Франк Менерт. Лицо Георге зеленеет, и Менерт замечает, что он без сознания. Приходит врач, делает уколы, но на следующий день у Георге новый приступ, он теряет сознание, и его относят в кресле-качалке в клинику Святой Агнес в Муральто. Менерт шлет телеграммы ближайшим друзьям в Германию: положение серьезное. Все отправляются в путь. В том числе Клаус и Бертхольд, графы фон Штауффенберг. Они застают последние вздохи своего мастера. В понедельник, 4 декабря 1933 года, сердце Стефана Георге останавливается.

Граф Клаус фон Штауффенберг, педантичный обер-лейтенант, составляет точный график, по которому ученики должны стоять на вахте у тела усопшего в капелле на кладбище Минузио, сменяя друг друга. Когда 6 декабря в 8.15 утра Стефана Георге кладут в гроб и хоронят вместе с ним «тайную Германию» [75], из-за высоких гор появляется мягкое декабрьское солнце. Внизу в долине молчаливо покоится черное Лаго-Маджоре. На следующий день на могилу в Минузио приносят большой лавровый венок от немецкого посольства в Берне, то есть от нового правительства рейха, с черно-бело-красной лентой и двумя свастиками. Но Стефан Георге не в ответе за своих поклонников.

*

Эрнст Юнгер и его жена Грета хотят уехать из Берлина. После того как их друг Эрих Мюзам оказался в концлагере, гестапо провело обыск у них дома в поисках связей подозрительного коммуниста. Кроме того, вызывает слухи их близкое знакомство с художником-садомазохистом Рудольфом Шлихтером и его женой Спиди, которая подрабатывает «гетерой». Поэтому Юнгер сжигает все свои дневники за последние пятнадцать лет, стихи, письма и политические заметки; он отказывается от приглашения в обновленную Академию немецкой литературы, говорит, что ему это не нужно. Юнгеры хотят оставить Берлин в прошлом, тем более что Грета снова беременна и не хочет гулять с коляской среди марширующих штурмовиков СА и уличных побоищ. Будущему отцу тоже нужно срочно сменить обстановку: «Меня тошнит от этих богемных рож». В декабре 1933 года Юнгеры переезжают в Гослар, городок на краю горного массива Гарц, надеясь на «спокойную жизнь вдали от отупляющего ритма, овладевшего Берлином». Они надеются скрыться во внутренней эмиграции.

*

Рут Ландсхоф, всегда готовая сорваться с места, едет в Париж и теряет в туалете поезда обручальное кольцо. Она понимает, что это не случайно. Она уже давно больше любит английского барона Брайана Гиннесса, чем графа Порка фон Вартенбурга, за которого вышла замуж. Барон подарил ей парочку карликовых голубей, которых она везде носит с собой в клетке. Она отправляет ему из Парижа свою «Эмигрантскую новеллу», но ему не удается заинтересовать этой новеллой ни журнал Harper’s Bazaar, ни кого-то из литературных агентов. Она остается ненапечатанной. Тем не менее словами безымянного эмигранта Рут Ландсхоф прекрасно описала стыдливое молчание вдали от родины: «Он ненавидел говорить, он ненавидел смотреть, потому что не хотел жить тоской. Эмигрант очень любил свою страну. Никто не запретил ему любить свою страну. Но ему запретили жить в этой стране. Мучения и тоска — вот что я принес с собой из моей страны».