Любовь в эпоху ненависти. Хроника одного чувства, 1929-1939 - [49]

Героизм здесь оказывается голым насилием, а трусость — последним убежищем гуманизма. Селин, который работает в Клиши врачом для бедняков, заканчивает свой великий антивоенный роман летом 1932 года и пытается стряхнуть с себя грязь и мерзость книги с помощью любовных похождений. Вообще-то он собирался посвятить свою книгу американской танцовщице Элизабет Крейг, с которой этот худой эскапист уже некоторое время поддерживает отношения, но во время корректуры гранок он задумывается, не лучше ли будет посвятить ее своим новым пассиям. Чудовище вышло на охоту — он из тех, кто хочет переспать с каждой женщиной, которая кажется ему «симпатичной».

Главная тема его романа — страх, голый, панический, пронизывающий страх. Параллельно роману он пишет любовные письма и в них изображает из себя неустрашимого человека — по крайней мере, пытается. Общий тон его писем всегда одинаков: экстаз по поводу очередной «попки» в комплекте со страшными проклятиями в адрес евреев и коммунистов, самоуверенные приказы, льстивые комплименты, иногда еще инструкции по части гигиены. Он советует своим возлюбленным вцепляться в каждого доступного мужчину, чтобы выпотрошить его — «эмоционально и финансово». А в конце каждого письма — «Я тебя очень люблю». Для него это примерно то же самое, что «пока». А в письмах к своей юной немецкой подруге Эрике в Бреслау, которая несколько недель жила у него в квартире на рю Лепик, 92, он иногда добавляет в конце «Heil Hitler» или «Heil Goring». Ему это кажется забавным.

Ситуация немного запутывается в сентябре 1932-го. Элизабет Крейг еще в отъезде, большая книга, что так мучила его, закончена, и Селину становится скучно. Поэтому он снова зовет в Париж Эрику Ирганг, свою горячую весеннюю любовницу, он даже отправляет ей почтовым переводом 250 франков на дорогу в Париж. Пишет, что никак не может больше прожить без ее попы, пишет: «давай постараемся хоть немножко поразвлечься в Париже». И вот она готова отправиться в путь, но получает телеграмму — ничего не получится, ему срочно нужно ехать в Женеву. На самом деле ему срочно нужно вовсе не в Женеву, а в постель — но с другой девушкой. За пять дней до предполагаемого приезда Эрики в Париж, вечером 4 сентября 1932 года, он познакомился в «Кафе де ла Пэ» с двадцатисемилетней Цилли Пам, преподавательницей гимнастики из Вены. Он приглашает ее прогуляться, они говорят на смеси французского, немецкого и английского. Следующим вечером они идут в «Ля Куполь» на Монпарнасе. А потом в течение двух недель проводят вместе каждый вечер и каждую ночь, гуляют, ходят в кино, в «Мулен Руж», нежатся в постели. Она признается, что замужем, что она еврейка и что у нее есть сын. Селин в восторге, он понимает, что его свободе ничто не угрожает, и варит ей макароны. В 1932 году антисемитизм Селина пока еще исчезает на пороге спальни. И вот Цилли пора возвращаться в Вену. Она плачет, когда они прощаются на вокзале. Он — нет.

Она еще в поезде пишет ему страстное письмо. Он пишет в ответ: «У Вас великолепная, незабываемая попа». Спустя годы Цилли Пам расскажет, что Селин и во время еды в ресторане, и во время секса с ней всегда долго изучал, что видит перед собой — с равным вниманием и антрекот, и ее бедра. А вот сам акт еды или любви не доставлял ему особой радости.

*

Ли Миллер становится всё известней — как фотограф. Ее карьера модели закончена, как и карьера музы Ман Рэя. Она позволила соблазнить себя Чарли Чаплину, а потом сама соблазнила Азиза Элуи Бея, египетского миллионера. А летом 1932 года — еще и Жюльена Леви, своего ловкого нью-йоркского галериста, который своими выставками делает ее знаменитой у нее на родине. И вот 11 октября 1932 года Ли Миллер покидает Париж, на станции Сен-Лазар она садится на поезд до Шербура. Но важнее всего то, что 11 октября Ли Миллер покидает Ман Рэя, великого фотографа и своего учителя — а теперь конкурента. Он же пишет ей, что она — главная любовь в его жизни: «Я всегда буду ждать тебя». Он снимает автопортрет — с веревкой на шее и с пистолетом у виска. Ли в этот момент поднимается в Шербуре на корабль и отплывает в Нью-Йорк. Следующий фотоснимок, на котором она фигурирует, сделал ее отец с помощью автоспуска: «Семья Миллер в День благодарения». Так для Ли Миллер, теперь тоже довольно знаменитой, заканчивается бурный год с множеством знаменитых любовников — дома, с индейкой на столе, рядом со своим любимым папочкой.

*

А что же покинутый Ман Рэй? Он начинает работать над своей самой знаменитой картиной, над «Влюбленными». Он хочет написать огромные губы, парящие в небе. Чтобы забыть Ли Миллер, он вспоминает красные губы ее предшественницы: Кики с Монпарнаса [52]. Когда-то на вечеринке сюрреалистов она незаметно для него прижалась свеженакрашенными губами к воротнику его белой рубашки. Вечером он снял рубашку и заметил отпечаток. И сфотографировал его. Теперь, когда от него ушла Ли Миллер, он достает этот снимок из ящика. «Эти губы в увеличенном виде преследовали меня, как засевший в памяти сон», — говорит он. Повесив прямо над кроватью огромный холст шириной два с половиной метра, он каждое утро, перед тем как отправиться в мастерскую, стоит в пижаме на этой кровати, в которой еще недавно спал с Ли Миллер, и пишет губы Кики с Монпарнаса. Что-то вроде изгнания дьявола. Но картина всё никак не получается.