Любовь в эпоху ненависти. Хроника одного чувства, 1929-1939 - [41]

*

Курт Вольф, который перед Первой мировой войной издавал Кафку и Тракля, а сейчас, в 1931 году, всё еще пожинает плоды, тоже не любит брать на себя лишних обязательств. С годами он стал менее амбициозным в делах, издательство существует почти только на бумаге, а свою расточительную светскую жизнь в Мюнхене он ведет в основном за счет наследства жены. В общем, классический бонвиван. Правда, немного потерявший форму, костюмы жмут, жилет не застегивается, писатели больше не ищут контактов с ним, как следствие — слишком много суеты и алкоголя. Но когда в 1929 году в его издательстве появляется практикантка Хелена Мозель, темпераментная и упрямая, родившаяся в 1906 году в Скопье под знаком Льва, он не может остаться равнодушным. Она любит книги чуть ли не больше, чем он, это для него вызов (и именно поэтому она станет таким же важным издателем, как он). В Хелене, которая ютится в маленькой мансарде в Мюнхене с матерью и сестрами, есть какая-то гордость, благородство, что-то неуловимое, особенно когда не помогают угощения шампанским. Но Курт Вольф пытается. С 1930 года между ним и Хеленой — непрерывные качели между «да» и «нет», между Парижем и Мюнхеном, где Вольф постепенно сворачивает свою издательскую деятельность — и свой брак. Его жена Элизабет влюбилась в своего гинеколога, и они готовятся к разводу по обоюдному согласию. Так что Хелена Мозель, на двадцать лет моложе Вольфа, появилась в его личной жизни в подходящий момент, сначала она секретарь и неутомимый переводчик, а потом выполняет всевозможные обязанности в издательстве Pantheon в Париже, в этом панъевропейском издательском проекте Вольфа. А вот с экономической точки зрения они повстречались в довольно неловкий момент, потому что издательство Курта Вольфа переживает драматический кризис, после биржевого краха он целыми днями судорожно ищет хоть какое-то финансирование для новых книжных проектов. Он пишет Хелене в Париж: «Я знаю, ты обладаешь завидным терпением, не теряй его». Он обещает, что будет меньше пить и есть, как и обещал в апреле 1930 года. И тогда он сможет «любить ее лучше, сильнее, правильнее». Как часто приходится слышать (и говорить) подобные вещи. Как редко им верят. Но происходит невероятное: Курт Вольф действительно усыхает с восьмидесяти трех килограммов, которыми он обладал в момент их знакомства, до шестидесяти восьми, которые он сохранит на протяжении всей оставшейся жизни. Он меньше пьет и пишет ей всё более нежные письма. Это нравится Хелене, она чувствует больше уверенности в его любви, видит, что он готов к настоящим переменам. Она с воодушевлением пишет своему брату Георгу: «Не следует стремиться обладать тем, что любишь, нужно по-настоящему любить, чтобы чувствовать связь друг с другом благодаря нерушимой силе чувства».

Но когда она в апреле 1931 года решает испытать нерушимость чувства и на два месяца переезжает к Курту на Ривьеру, ее ждет горькое разочарование. Да, Курт стал стройнее и трезвее, но другие привычки никуда не делись: помимо Хелены, он завел себе вторую любовницу на лето, для посещения приемов в Ле-Лаванду и Жуан-ле-Пен — очень высокую, очень элегантную и очень светловолосую Манон Невен Дюмон. Курт предлагает Хелене на какое-то время составить ménage-à-trois, она не решается спорить, и он быстро находит для них троих симпатичную виллу в Сен-Тропе, прямо у моря. А вокруг стрекочут цикады, шумит прибой, фиги становятся лиловыми — Южная Франция как на картинке, но для нее это настоящий ад. Хелена много плачет, она осознаёт, что создана для работы и для любви, но не для богемных нравов, и из протеста начинает писать пьесу. Она называет эту пьесу «Трио», главные действующие лица — сорокачетырехлетний ОН, тридцатичетырехлетняя ОНА и двадцатичетырехлетнее ОНО, некая «эмансипе». То есть это реальность, а не театр. И то и другое невыносимо для Хелены Мозель. В один прекрасный день, когда Манон и Курта не было дома, она пишет ему записку: «Любимый, твой мир не мой мир», — и уезжает. Покидает роскошь и комфорт, покидает диссонанс этого трио, в котором инструменты не находят гармонии. Мягкий мистраль колышет занавески и ее нервы. Она подыскивает себе домик, свой cabanon [47] — скромный, бедный и прекрасный, в паре сотен метров от дома Курта, у виноградника, с которого лоза любуется морем.

В этой хижине с красной, ветхой черепичной крышей, с вьющимися розами и зелеными ставнями на белёных стенах летом 1931 года для нее начинается новая жизнь, ее первый моноспектакль. Когда она поселяется здесь, ветер стихает, на небе ни облачка, двадцать четыре градуса, на большом дереве за окном зреют лимоны, издалека доносится тихий колокольный звон церкви в Сен-Тропе, до гор рукой подать. Она быстро дописывает пьесу «Трио» — и затем, почти исцелившись процессом письма, пишет брату Георгу поразительную фразу: «Я так люблю Курта, что смогла уйти». Потом она составляет список покупок на рынке в Сен-Тропе. Хелена работала всю зиму, ночами и по воскресеньям переводила, копила франк за франком ради этого мгновения, этого списка покупок: ей срочно нужен полосатый шезлонг, ей нужен зеленый деревянный стол для сада и спиртовая горелка, ей нужен фаянсовые изделия, ей нужны занавески и вообще всё, что нужно для более или менее нормальной жизни в одном из прекраснейших уголков земли. Этот список покупок — ее декларация независимости. А вечером владельцы домика, чета дряхлых виноделов, приносят ей нового соседа — котенка, которого она хочет сразу прижать к груди, так он ее восхищает.