Любовь в эпоху ненависти. Хроника одного чувства, 1929-1939 - [30]

*

Любовь — единственное, что кажется Людвигу Витгенштейну очень сложным. Всё остальное он понимает. Но Маргерит Респингер, юная и жизнерадостная студентка Венской академии художеств, подруга его сестры Маргарет, сводит его с ума. Он влюблен, хочет поцеловать ее, но панически боится внутренне испачкаться из-за своего возбуждения. Он лепит ее бюст и отправляет его своим родителям. Он пишет ей письма почти каждый день. Когда она подарила ему на день рождения носовые платочки, Витгенштейн записывает в своем дневнике, в Кембридже, 26 апреля 1930 года: «Из всех ныне живущих людей ее потеря была бы для меня самой тяжелой, и это не шутка, я люблю ее или, по крайней мере, надеюсь, что люблю».

К сожалению, Витгенштейн одержим стремлением сохранить идеальную чистоту. Он говорит ей, что представляет себе брак без секса и уж точно без детей, потому что она для него — святыня. Маргерит растерянно смотрит на него. Да он и сам недоволен своим высоким идеалом. Например, 2 мая он пишет: «Если бы я был достойнее, то и моя любовь к ней была бы благороднее». А 9 мая — записывает, что определенно влюблен в нее, хотя положение «безнадежно». Он разрывается между желанием ее поцелуев и страхом перед грозящей ему сексуальной чувственностью, которая каждый раз поднимается в нем, а он не может ничего поделать. Он ломает голову над тем, как можно жить в браке, соблюдая целомудрие. Но эту логическую проблему ему так и не удастся решить.

*

Любовь, как и всякая мечта, становится тем больше, чем дольше ждешь ее осуществления.

*

Нинон Дольбин, урожденная Ауслендер, по прозвищу Иностранка [33], по-прежнему ждет въездной визы в сердце Германа Гессе. Есть две проблемы. Во-первых, у нее по-прежнему прекрасные отношения со своим бывшим мужем, театральным художником Альфредом Дольбином, с которым она, строго говоря, еще совсем не разведена и с которым она охотно проводит время в Берлине и на юге Франции (отчасти чтобы отдохнуть от капризов и жалоб Гессе). Во-вторых, Герман Гессе не очень-то подпускает ее к себе. Нинон, мечтательная еврейка из Черновцов, из самого дальнего угла империи Габсбургов, является его поклонницей уже больше двадцати лет и пишет ему письма с 1914 года — тогда ей было всего четырнадцать лет, то есть лучший возраст для чтения Гессе. Она боготворит его, Гессе для нее то Зевс, то святой Франциск, но всегда господин и повелитель. После первой ночи любви она торжественно объявляет: «Я не могу называть тебя по имени, как евреи не могут называть имени Иеговы». А после второй: «Когда твоя голова лежала у меня на животе, мне казалось, что я держу распятого». Ни больше ни меньше.

Для Гессе такое обожествление — перебор. Хотя ему и нравится, что она так принимает его в свои объятия со всеми его страданиями. Его любовь к Нинон такая же запутанная, как и текст его книги «Нарцисс и Гольдмунд» — в основном это, пожалуй, чересчур пафосная и простоватая проза, но когда Нарцисс говорит о любви, фразы об эмоциях у Гессе получаются настолько совершенными в своей неоднозначности, что некоторых они поражают в самое сердце. Наверное, именно такая искренняя многозначность стала причиной того, что в конце концов Гессе поселил Нинон в каменном доме в Монтаньоле, кантон Тичино, где он живет сам; правда, Нинон в Casa Camuzzi досталась темная квартира на первом этаже с плесенью на стенах. А он живет наверху, в солнечном правом крыле с прекрасным видом на озеро Лугано и горы, в непрерывном ожидании холодного прилива творческих сил. Совсем недавно вышел его «Степной волк», эта безжалостная и душераздирающая книга авторских откровений. Она так разодрала его душу и тело, что теперь он постоянно болеет и жалуется. Он впервые ощущает свой возраст и совсем не выбирается из Монтаньолы — и нечасто удостаивает вниманием бедную Нинон из темных каморок на первом этаже. Когда ему что-то нужно от нее (а ему нужно довольно много), он кладет на столик между этажами «письмо». В основном там унизительные приказы, требования дистанции и заказы еды. Если она, по его мнению, позволила себе слишком много, то он сообщает ей письменно, что она здесь в положении «гостьи» и не более того. В этом доме общаются как в монастыре траппистов. Да, этот, на первый взгляд, такой миролюбивый, мягкий писатель с загорелым лицом и в соломенной шляпе на самом деле — изрядный невротик, когда чувствует какое-то давление (а он чувствует его постоянно). Изредка, когда у него хорошее настроение (а такого не бывает почти никогда), он рисует на письмах птичек или изображает акварелью дерево в своей милой манере, напоминающей иллюстрации к детским книгам. Еще реже Гессе приглашает красивую и добрую Нинон в свои спальные покои. Он панически боится снова стать отцом. Гессе знает, как Нинон хочет ребенка. Поэтому перед тем, как она переехала к нему, он прошел в Берлине стерилизацию, а ей ничего не сказал об этом. Как и о другой мере предосторожности: он попросил своего лучшего друга, психоаналитика Йозефа Ланга, составить гороскоп Нинон.

*

Одиннадцатого мая 1930 года Зельду Фицджеральд отпускают из психиатрической клиники «Malmaison», потому что ей удалось убедить врачей в том, что ее преподавательница балета ужасно по ней скучает, и сама Зельда тоже не может жить без нее. Она действительно едет прямо к ней, но говорит очень сбивчиво, обнимает ее перед другими ученицами, в результате мадам Егорова отправляет ее домой. В полном отчаянии она впервые пытается покончить с собой. Скотт Фицджеральд в панике пытается что-то придумать для спасения обезумевшей жены. Решение он находит во Французской Швейцарии, в роскошной клинике «Les Rives de Prangins» в Ньоне под Женевой, где буки пострижены так же, как в Версале. Когда Зельда заселяется в свою палату, она ставит на прикроватный столик фотографию не мужа и не дочери, а своей учительницы танцев. Ее лечащий врач Оскар Форель быстро ставит диагноз: шизофрения.