Любовь на фоне кур - [25]

— Нуждайся мы в рекламе для нашей фермы, — сказал Укридж в один из таких моментов, — лучше тебя, Гарни, мой мальчик, мы ничего не нашли бы. На прошлой неделе ты обеспечил нам три конкретные яичные заказа. И, говорю тебе, соль в том, что мы нуждаемся в любых заказах, приносящих наличные. Положение фермы критическое. Сундуки опустошены почти вчистую. И скажу тебе еще одно. Я устал питаться только курятиной и яйцами. Милли тоже, хотя вслух она этого не говорит.

— И я тоже, — сказал я, — но у меня нет желания подражать гордой сдержанности твоей жены. Я больше не желаю даже видеть курятину. А что до яиц, то мы ими скоро захлебнемся.

Предыдущая неделя была отмечена однообразием нашего провианта. На завтрак мы получали холодную курицу и яйца, днем — вареную курицу и яйца, жареную курицу и яйца вечером. Трапезы превратились в тягостное испытание, а миссис Бийл горько жаловалась, что мы не даем ей развернуться. Она была кухаркой, которая украсила бы дом любого олдермена, и стряпала чудесные обеды для гурманов, и вот в этой забытой Богом глуши единственная доступная ей перемена блюд сводится к вареным и жареным курицам, к вареным яйцам и яичницам. Мистер Уистлер, если бы его принудили писать только вывески для пивных, предположительно, испытывал бы именно такое парализующее раздражение. Что до ее супруга, то Наемный Служитель воспринимал жизнь с обычной спокойной невозмутимостью и словно видел в происходящем самый развеселый фарс в своей жизни. По-моему, Укриджа он считал чокнутым симпатягой и готов был сносить некоторые неудобства ради привилегии наблюдать его в действии. Еда протестов у него не вызывала: когда человек долгое время подкреплял силы армейской солониной, что ему монотонность ежедневной курятины и яиц!

— Никуда не денешься, — сказал Укридж. — Здешние торговцы, совершенно очевидно, все до единого мелочные подозрительные пошляки. Требуют денег, хоть ты тресни!

Он привел несколько выразительных примеров. Викерс, мясник, первым нанес удар, намекнув, что ему хотелось бы увидеть цвет денег мистера Укриджа, а уж потом отпускать ему новые отборные части туш. Доулиш, бакалейщик, высказался в том же филистерском духе два дня спустя; и с тех пор ряды этих исповедников пассивного сопротивления непрерывно пополнялись все новыми и новыми неофитами.

Торговцы Комбе-Регис страдают дефицитом Чистой Веры, а не только гордой нормандской крови.

— А что, если ты им уплатишь некоторую сумму в счет долга? — порекомендовал я. — Они снова откроют тебе кредит.

— Мой дорогой старик, — внушительно сказал Укридж, — нам необходим каждый наличный пенни. Ферма прямо-таки пожирает деньги. Инфернальный хрип обошелся нам уж не знаю в какую сумму.

Бесспорно, эта коварная эпидемия оказалась очень дорогостоящей. Мы смазывали горлышки кур наилучшим терпентином — во всяком случае, Укридж с Бийлом смазывали, однако вопреки их усердию десятки птиц сдохли, и мы были вынуждены потратить заметно больше, чем хотелось бы, на пополнение птичьего поголовья. Битва, имевшая место в первый день после принятия новых членов, произвела на меня неизгладимое впечатление. Последствия ее все еще давали о себе знать, и некоторые из новопринятых имели крайне понурый вид.

— Нет, — сказал Укридж, подводя итоги, — этим людишкам придется подождать. Мы не в состоянии помочь им в их неприятностях. И, Господи Боже ты мой, можно подумать, будто они уже давно ждут своих денег. Мы ведь прожили тут чуть больше месяца. Ничего возмутительнее мне слышать не доводилось. Честное слово, я склонен пойти и поговорить напрямую кое с кем из них. Я поселяюсь тут и стимулирую их торговые обороты, обеспечиваю им большие заказы, а они допекают меня своими счетами, хотя знают, что я с головой ушел в заботы о курах. Мы как раз достигли критической точки. И при данном положении вещей было бы безумием уделять внимание чему-то еще. Эти подлюги получат свои деньги в надлежащее время.

Особенность подобного рода ситуаций заключается в том, что взгляды должника и кредитора на то, какое время — надлежащее, сильно расходятся.

Боюсь, я тогда был склонен манкировать моими обязанностями, хотя ферма требовала неусыпных забот. У меня завелась привычка незаметно покидать ее пределы и либо забредать на поле для гольфа, где я обычно встречал профессора, а то и Филлис, либо отправляться в далекие одинокие прогулки. Для моего настроения особенно подходила прогулка над обрывами, откуда открывались прекраснейшие виды. Я шел лесом, пока не оказывался на поляне на самом краю обрыва, где садился и курил около часа. Если меня в будущем ждет «сердце курильщика», или эмфизема легких, или табачная амблиопия, или чем там еще угрожают врачи нераскаявшимся курильщикам, я буду знать, что пожинаю посеянное мною в то лето на той поляне, откуда открывался дивный вид на море. Влюбленный нуждается в больших количествах табака. Размышляющий над романом нуждается в больших количествах табака. А я страдал в тисках обоих недугов. И каким-то образом установил, что лучше всего мне думается именно в этом месте, а не где-нибудь еще. В пределах владений профессора я не бывал с того раза, когда вступил в них сквозь живую изгородь. Но после моей беседы с Укриджем на финансовые темы я отправился туда по завершении туалета — процесса, занявшего столько времени, что его результаты могли бы выглядеть и получше. Целых четыре дня я не видел Филлис даже издали. Трижды я побывал на поле для гольфа, дважды встречался с профессором, но в обоих случаях ее с ним не было. У меня недостало мужества осведомиться о ней. Меня преследовала нелепая мысль, что мой голос или что-то в моей манере поведения обличат меня. Я чувствовал, что, справляясь о ней, переложу холодного безразличия и все откроется.