Любовь на фоне кур - [23]

— Мистер Деррик будет утром ловить рыбу.

— Слава Тебе, Господи! — сказал я. — Значит, сегодня утром вы это осуществите без дальнейших проволочек. Еще одного такого дня я не вынесу.

Я повернул на волнолом и сел на скамью вне себя от волнения. Вскоре предстояло свершиться необычайным деяниям. У меня чуть-чуть разыгрались нервы. Ни в коем случае нельзя было ничего напутать. Вдруг по какой-нибудь случайности я профессора утоплю! Или, предположим, он ограничится формальным изъявлением благодарности и не пожелает забыть и простить? Подобные мысли были непереносимы.

Я встал и начал нервно расхаживать взад-вперед.

Вскоре со стороны порта появилась лодка мистера Хока с бесценным грузом на борту. От волнения у меня пересохло во рту.

Очень медленно мистер Хок обогнул волнолом и опустил весла примерно в двенадцати ярдах от того места, где на своем посту я бдел. Очевидно, именно тут должна была развернуться сцена доблестного спасения.

Мои глаза вперялись в широкую спину мистера Хока. Подобное напряжение мне доводилось испытывать только перед подачей в крикете. Лодка застыла на воде почти в полной неподвижности. Никогда я еще не видел моря зеркальнее. Лишь легкая рябь набегала на срез волнолома.

Мнилось, будто этот полнейший штиль воцарился навсегда. Мистер Хок хранил монументальную неподвижность. И вдруг все пришло в бешеное движение. Я услышал, как мистер Хок испустил хриплый вопль, и увидел, как он подпрыгнул и тяжело плюхнулся назад. Профессор полуобернулся, и я успел разглядеть его негодующее лицо, уже заметно порозовевшее от прилива чувств. И вновь сцена изменилась в манере кинонаплыва. Я увидел, как мистер Хок снова подпрыгнул, и в следующий миг из воды уже торчало днище лодки, а я устремлялся головой вниз к морскому дну, сразу ощутив неописуемую холодную липкость, всегда сопутствующую промоканию одежды насквозь.

Я вынырнул возле перевернувшейся лодки и первым увидел отфыркивающееся лицо мистера Хока. Его я проигнорировал и поплыл туда, где над водой маячила голова профессора.

— Не кипятитесь, — сказал я. Глупый совет в объятиях прохладной стихии. Плыл он энергично, но неумело. Видимо, он принадлежал к тем людям, которые в воде способны сами о себе позаботиться, только облеченные в купальные костюмы. А в одежде, предназначенной для суши, ему, чтобы добарахтаться до берега, потребовалась бы неделя — если бы он его вообще достиг, что представлялось маловероятным.

Мне известно все, что необходимо знать о спасении утопающих. В школе мы в большой широкой ванне отрабатывали положенные приемы на чучеле. Я атаковал профессора с тыла и крепко ухватил его за плечи. Затем поплыл на спине в направлении суши и доставил его на берег к ногам восхищенной толпы с большим éclat.[5] В процессе я прикинул, не обмакнуть ли его с головой раза два — просто чтобы внушить ему, что его спасают, но отверг такой маневр, слишком и без надобности реалистический. По-моему, он и так сделал несколько внушительных глотков соленой воды.

Толпа ахала в восхищении.

— Браво, молодой человек, — сказал кто-то.

Я порозовел. Это была Слава.

— Прыгнул, это уж точно, и спас этого джентльмена!

— Старикан утоп, что ли?

— Уж этот мне дуралей Гарри Хок!

Я проникся жалостью к мистеру Хоку. Общественное мнение было настроено против него. То, что сказал о нем профессор, когда обрел дыхание, я повторить не могу — и не потому, что забыл, но потому, что всему есть предел и переступать через него не положено. Достаточно сказать, что относительно мистера Хока он всецело разделял мнение зрителя, назвавшего того «дуралеем». Должен признать, что мой товарищ по заговору поступил весьма разумно, оставшись в стороне от происходящего. Он сидел в лодке, которую вернул в исходное положение, и задумчиво вычерпывал воду старой консервной банкой. На язвительные эпиграммы с берега он внимания не обращал.

Профессор выпрямился и протянул руку. Я крепко ее сжал.

— Мистер Гарнет, — сказал он, ну точь-в-точь будто был отцом героини в «Герое Хильды», — недавно мы расстались в гневе. Позвольте мне поблагодарить вас за благородное мужество и надеяться, что прошлое будет забыто.

Я выдал блистательный ответ, продолжая сжимать его руку. Толпа сочувственно зашумела. Я сказал:

— Профессор, вина была моя. Покажите, что вы меня простили, — пойдите со мной на ферму и переоденьтесь во что-нибудь сухое.

— Превосходная мысль, мой мальчик, я действительно немножко промок.

— Немножко, — согласился я.

Мы энергично зашагали вверх по склону к ферме.

Укридж встретил нас у калитки.

Диагноз он поставил молниеносно.

— А вы насквозь промокли, — заметил он.

Я не стал отрицать.

— Лодка профессора Деррика, к несчастью, перевернулась, — объяснил я.

— А мистер Гарнет героически нырнул в море совсем одетый и спас мне жизнь, — перебил профессор. — Герой, сэр. На сто… апчхи!

— Вы простужаетесь, старый конь, — сказал Укридж, само дружелюбие и участливость. Воспоминания о их с профессором неприятной стычке забылись, как прошлогодний снег. — Так не годится. Идите наверх, подберите что-нибудь из гардероба Гарнета. Мои собственные шмотки будут вам не впору. А? Идемте, идемте, я принесу вам горячей воды. Миссис Бийл… МИССИС БИЙЛ! Нам требуется ведро горячей воды. Немедленно. А? Да, немедленно. А? Ну хорошо, как только вы ее согреете. Ну-ка, Гарни, мой мальчик, выкладывай одежку. Что скажете вот об этом, профессор? Миленькая серая штучка из тонкой шерсти. Вот рубашка. Сбрасывайте мокрую одежку, и миссис Бийл ее высушит. И ни слова ни о чем, пока вы не переоденетесь. Носки! Подать сюда носки! Предъявить носки! Ну, вот. Пиджак? Примерьте этот блейзер. В самый раз — в самый раз.