Любовь Ксении Дмитриевны - [7]

– А если ей негде жить? – бросала на ходу свои замечания Марья Степановна, таскавшая из кухни в столовую пищу, посуду…

– А мне какое дело? – перед выходом в столовую на девал пиджак Валерьян Валерьянович. – Значит, по-вашему, у кого нет в Москве "жилой площади", тот может преспокойно залезать мне на шею? К черту! Не желаю! Вот не выйду туда обедать, подавайте мне здесь!

Валерьян Валерьянович взмахнул руками и бомбой вылетел из кухни.

Минуту спустя все мирно сидели в столовой за общим столом и обедали.

Неразговорчивость хозяев во время еды, их холодные, как каменные маски, лица и наконец слишком откровенное поведение детей, таращивших удивленно-вопросительные глаза на непрошеную гостью, – все это красноречивее всяких слов говорило Ксении Дмитриевне, что ей в этом доме так же не рады, как везде.

Куда ей деваться? Где искать внимания, участия?

Почему же, на каком основании она всегда была о людях лучшего мнения?

И в знак протеста против черствого отношения к себе хозяев она старалась за обедом как можно меньше есть.

– Ксения Дмитриевна, вам подложить еще? – спрашивали у нее хозяйки, то старая, то молодая.

– Нет, благодарю вас, не хочется, – демонстративно отвечала она, расстроенная, готовая расплакаться от голода, от унижения.

– Вы, может быть, стесняетесь? – допытывалась Марья Степановна, учуявшая в поведении гостьи что-то неладное. – Вы, может быть, думаете, что у нас супу не хватит? Супу-то хватит. Жидкого наварили много. А вот второго – не знаю…

– Нет. Очень вам благодарна, Марья Степановна. Я уже сыта. И от второго заранее отказываюсь.

– Ну-ну, это мы посмотрим. Может быть, там еще и хватит…

Когда ели второе, Ксения Дмитриевна, чтобы не молчать, рассказала о своей неожиданной встрече с Гашей.

– …Живет своей квартирой. Видно, ни в чем не нуждается. Замужем. И он и она зарабатывают. Очень упрашивала меня поселиться у нее…

При последней ее фразе все пять физиономий обедающих вдруг повернулись к ней. И пять ложек, наполненных кашей, остановились в воздухе, между тарелками и раскрытыми ртами.

– Ну и чего же вы не воспользовались ее предложением? – тоном удивления высказала Марья Степановна их общую мысль.

Остальные четверо в знак солидарности с ней мотнули головами.

– Я непременно к ней зайду, – произнесла Ксения Дмитриевна. – Завтра же пойду посмотрю…

– Чего же там смотреть? – резко проговорил Валерьян Валерьянович и насмешливо дернул плечами.

– Поселяйтесь у нее, и больше ничего, – дополнила слова мужа Людмила Митрофановна, костлявая женщина с маленькой головой и с узким, длинным, бесформенным, как веревка, туловищем.

– Я поселюсь, но раньше хочу узнать, какая у нее семья, какой муж, – оправдывалась Ксения Дмитриевна.

– Не знаете, какой у нее муж? – злобной усмешкой покривил лицо Валерьян Валерьянович. – Известно: какой-нибудь коммунист, из рабочих, занимающий хороший пост.

– Я этого не знаю, коммунист он или нет, – сказала Ксения Дмитриевна.

– Коммунист, коммунист, – убежденно повторяла Людмила Митрофановна.

– Партийный, партийный, – настаивала и Марья Степановна. – Гашка девка ловкая, сообразительная, за беспартийного она не пошла бы.

– Но вы смотрите не зевайте, поселяйтесь у нее поскорее, пока она не раздумала, – советовала гостье молодая хозяйка.

– Помните, что Гаша у вас в большом долгу, – помогала молодой хозяйке старая. – Она вам многим обязана. Одних вещей сколько она у вас перетаскала, пока служила у вас горничной.

– Как? – с острым наслаждением вскричал Валерьян Валерьянович. – Воровала?

– Ну, конечно, – ответила теща.

– Вот так пролетариат! – воскликнул Валерьян Валерьянович. – Воры!

– Ну, что она у меня там таскала?.. – снисходительно пожала плечами Ксения Дмитриевна. – Разную там мелочь: пудру, духи…

– А чулки шелковые забыли? – поправила ее старая хозяйка и перестала есть. – А панталоны фильдекосовые, голубые, забыли?

На лице Ксении Дмитриевны скользнула тонкая улыбка.

– Вы даже цвет тех панталон помните, – сдержанно сказала она. – Прошло семь лет революции.

– Тогда и вы хорошо помнили, это вы только теперь забыли! – съязвила старая хозяйка. – Я помню, как вы тогда из себя выходили, собирались в сыскное на нее заявлять.

– Да, это верно, – не защищалась гостья. – Но тогда я слишком много придавала значения своим тряпкам, а Гаша получала у меня такое маленькое жалованье…

– Это не оправдание! – запрыгал над столом Валерьян Валерьянович. – Воровка есть воровка!

– И останется воровкой! – добавила его жена, извиваясь по стулу веревкой.

– Во всяком случае, – твердо заявила Марья Степанов на гостье, – во всяком случае, она должна хотя теперь чем-нибудь вас вознаградить.

– Она уже вознаградила, – сделала гостья ударение на слове "уже".

– Чем?

Все насторожились. И снова пять ложек остановились в воздухе.

– Тем, что отнеслась ко мне как никто, – произнесла гостья.

– Этого мало! Этого мало! – закричали за столом все. Ксения Дмитриевна вспыхнула.

– Не буду передавать всего подробно, – сдерживая себя, заговорила она. – Только скажу, что она взяла с меня слово, что я завтра же приду к ней ночевать, даже жить.

– А вот это другое дело, – сказал Валерьян Валерьянович.