— Шестнадцать комнат.
— Да какие же это комнаты, где повернуться невозможно. Камеры самые настоящие, если уж на то пошло.
— А цифра?
— Да хрен с ней, с цифрой. Пустое число. Абстрактное понятие.
— А я искусствовед-абстракционист, — говорит хозяин.
— Мы абстракционисты!!! — неожиданно заорали все попугаи и кот.
— Но вы ведь кандидат наук.
— Бывает, бывает… — сказал кот.
— А где вы гостей принимаете? — поинтересовался я.
— В ресторане. Я современный человек.
Мы прошли в шестнадцатую комнату.
Хозяин быстро вышел, и вся разношерстная компания помчалась за ним вприпрыжку. А я остался.
— Ау! — заорал хозяин откуда-то издалека.
— Ау! — ответил я как идиот.
— Слышно?
Я не ответил. Ну его к чертям. Пусть сам забавляется со своими попугаем и котом. Не хочу я участвовать в его нелепых играх.
— Ау! Иди сюда! — заорал он откуда-то, уж совсем издалека.
— Иду! — ответил я.
Я пошел ему навстречу, надоело там торчать, но тут же пришел на то же самое место.
— Выбирайся! Выбирайся! — заорал он радостно. — Это все специально придумано!
— Не могу! — крикнул я.
— Вот видишь? — вопил он. — Ну, каково?
— Выведите меня отсюда сейчас же!
Он хохотал со своими пернатыми, со своим котом.
— В какую сторону мне идти? — орал я.
— В какую хочешь! У нас в этом смысле полная свобода!
— Вы меня сюда привели, вы меня отсюда и выводите!
— Ты сам ко мне пришел, — хохотал он вместе со своей живностью.
Послышался звонок. И тоже вдалеке. И женский голос:
— Прекратите безобразие, что я говорю!
Жена. Узнал голос. Она-то наведет сейчас порядок.
И выведет меня отсюда.
— Выпустите меня отсюда, Мария Николаевна!
— Иду, иду! — ответила она, и вся честная компания, видимо, двинулась, похохатывая, за ней.
— Ну вот и мы! — сказал паршивец какаду. И тут я ему врезал. На этот раз он увернуться не успел.
— Ууу!!! — завопил он. — Ооо!!! Мне больно… саданул как… Ааа!!!
— А ты не лезь к гостям, — сказал хозяин.
— Вот именно, — сказал я, свыкшись, что он все понимает как человек. — А вам, Константин Пантелеймонович, не к лицу…
— Да я же пошутил, ну? Эх, и пошутить нельзя!
Какаду хныкал. Кот твердил, что все бывает.
— За такие шутки, Константин Пантелеймонович… приплюсовав сюда вашего какаду…
— Правильно, правильно, Петр Петрович, так его! — поддержала хозяйка. — Он совсем распустился, на докторскую подал. Что ж вы нас давно не посещали, что-нибудь у вас случилось?
— Ничего не случилось, — сказал я, — ровным счетом ничего не произошло, работаю на старом месте, десятый ребенок у меня родился, вот только свинкой приболел.
— Ребенок приболел?
— Нет, я.
— Бывает, все бывает, — сказал кот.
— А как вам у нас нравится? — спросила хозяйка. — А на мужа я прошу вас не сердиться. Весь этот лабиринт устроен специально для воров. Над этим долго думали. Вот вор вошел. Представим. Но… обратно ему уже отсюда ни за что не выбраться. Хитроумная комбинация расположения комнат. Вы меня поняли?
— Ну я-то тут при чем?
Она уже не могла остановиться:
— Вор не только находится в постоянном страхе, что не может оттуда выйти, но он действительно не может выйти. Остроумно? Какаду летают над ним, и ему кажется, что это летучие мыши. Кокоша, если он начинает искать выход, бац его клювом, а? А Митрофан…
— Кошмар, — сказал я, — это действительно кошмар.
— Для вора, — посчитала нужным добавить она.
— Но этот кретин, — сказал я, — тем не менее…
— Какой кретин? — не дав мне договорить, она прямо-таки уничтожающим взглядом посмотрела на своего мужа.
— Мерзавец какаду, — сказал я.
Нет, она уже никак не могла остановиться.
— …А вы не находите, что у нас в комнатах все-таки немного тесновато? И не много ли дверей, а? Двадцать две. Не многовато? Двадцать две на такую квартиру, сами понимаете…
Откуда я мог знать, сколько полагается дверей на такую квартиру?
Я сказал:
— У вас очень просторно, как нигде, а дверей столько, сколько нужно в данном случае.
— По-честному, давайте по-честному. Сколько бы вы поставили дверей?
— Точно столько же, сколько у вас.
— Ну вот, видишь! — На этот раз она совершенно презрительно посмотрела на своего мужа.
— Я все-таки считаю, — сказал муж, — что одной двери могло бы и не быть.
— Я этого не заметил, — сказал я с видом абсолютного знатока дверей.
— Помолчал бы ты уж, Константин, — сказала хозяйка, — а вы знаете, мы хотим еще кухню перегородить.
— А кухню зачем?
— Вторую плиту поставить.
— А… зачем?
— Они сами по себе — мы сами по себе.
— Кто — они?
— Какаду и Митрофан.
— А зачем им быть самим по себе?
— Видите ли, Петр Петрович, как вам это пояснить, у них свои наклонности — у нас свои, с ростом у их проявляются индивидуальности, а мы, сами понижаете, в возрасте другом. У них развились вкусы, Митрофан сам готовит, никому не позволяет, и создается толчея у плиты…
— Толчея у плиты, — повторил я, чтобы что-нибудь сказать.
— Вот вы меня сразу поняли, а для хозяйки, согласитесь сами…
Я закивал головой в знак согласия.
— Нет, вы действительно согласны? А он… — и теперь она уже каким-то третьим взглядом посмотрела а своего мужа.
— Ну, если Митрофану это необходимо, — я почувствовал, что говорю серьезно и ввязался в разговор потрясающе дурацкий.
— Ну, если вы мне не верите, пусть он вам сам скажет.
