Любопытная - [52]

– Мое сердце полнится жалостью к продажной женщине, но чудовище, которое вы зовете сводником, представляется мне злодеем, достойным немедленной смерти, беспощадного уничтожения. Если бы принцесса Рязань была королевой, она бы назначила награду за каждую голову сутенера, как назначают награду за голову змеи.

– Я разделяю ваши чувства. В союзе сводника и проститутки, последняя, сколь велико бы ни было ее бесчестье, хранит частицу добродетели, позорно жертвуя собой ради блага мужчины, поощряя его пороки, созидая запачканными руками счастливую жизнь трусливых злодеев. Иному убийце я доверил бы жизнь, укравшему ради любви – кошелек. В каторжных тюрьмах такие люди составляют половину заключенных. Сутенеров же, которых закон называет людьми, я уничтожил бы, не считая себя убийцей. Мы – на улице Жермен-Пилон, и если у Дон Жуана Монмартра еще осталась частичка души, вы увидите, какой я умелый мучитель.

Небо́ позвонил в дверь небольшой, неприметной гостиницы; им открыла молодая горничная. Они вошли в роскошный вестибюль, напоминавший виллы на Лазурном берегу – в них депрессивные англичане громоздят странные и дорогостоящие предметы. Столь же непоследовательной безвкусицей отличалась обстановка гостиной – отделанные гобеленами стены были украшены безобразными картинами и коллекциями фальшивого оружия. Можно было подумать, будто ни с того ни с сего разбогатевший скверный актер купил и перенес в гостиную целиком содержимое сувенирной лавки.

– Не снимайте шляпы, Ладислас, – сказал Небо́ при появлении гладко выбритого Луция Вера143 в изысканном костюме жемчужно-серого сукна.

Стройная фигура и красивые движения двадцатилетнего злодея поразили Небо́.

– Добро пожаловать, господа спасители, – он подал обе ладони гостям. Их руки неподвижно лежали на подлокотниках кресел.

Альфонс побледнел и, чтобы скрыть свою ярость, позвал прислугу.

– Я предложу вам выпить, господа.

Небо́ язвительно рассмеялся.

– Дон Жуан Монмартра, ты допустил две improper [28] за одну минуту. Руки, запачканной в крови, не подают. Ты также должен понимать, что напитки в твоем доме имеют привкус духов твоих женщин.

Небо́ достал сигарету.

Альфонс зажег спичку и с угрожающим видом протянул ее Небо́.

– Я не мог запачкать огня, – с горечью сказал он.

Небо́ бросил сигарету, и Альфонс вышел из себя.

– Довольно игр! Вы спасли мне жизнь и злоупотребляете этим. Я не стану этого терпеть.

– Ты внушаешь нам отвращение, но не страх.

– Под вашими пиджаками – револьверы, стало быть, вы меня боитесь.

– Мы опасаемся не тебя – ты не столь гнусен, чтобы устроить нам западню.

– Я рад, что вы это признаете!

В ответ на уступку со стороны Небо́ злодей забыл обо всех унижениях – он не отрывал от Поль взгляда.

– Вы молчите, мсье или мадам, – обратился он к ней. – Я угадываю в вас женщину. Надеюсь, в ваших словах будет больше теплоты.

– Теплота моих слов будет заключаться лишь в том, что я не снизойду до того, чтобы бросить вам в лицо свое презрение.

– Для чего вы пришли сюда? – закричал он. – Будь я сто раз обязан вам жизнью, я не стал бы терпеть оскорбления.

– Оскорбления! – воскликнул Небо́. – Ты льстишь себе – едва ли найдутся подходящие слова, чтобы назвать тебя каким-либо из них. За непристойным поведением следуют неуместные слова. Ты называешь домом место, построенное и меблированное для разврата: твой дом – публичный дом. Ты считаешь себя хозяином своей жизни? Твоя жизнь обитателя вавилонского бестиария принадлежит мне – ученому.

– Кто дал вам право оскорблять меня в моем доме?

– Этим правом наделила меня моя добродетель. Считая себя в безопасности на Монмартре после полуночи, ты не предполагал, что будешь осмеян и опозорен в собственном доме, подобно трусу.

– Позор смывается кровью, и я требую удовлетворения!

– Кровью? Ты хочешь, чтобы я нашел кровь в твоих жилах, когда к твоему лицу не приливает даже краска стыда! С какой легкостью ты забываешь о том, кто ты! С людьми твоего сорта не дерутся на дуэли – их убивают, едва столкнувшись с ними, и для бандита – большая честь погибнуть от руки порядочного человека.

– Боже мой! Боже мой! – воскликнул Альфонс. – Подумать только – я обязан жизнью человеку, который топчет меня ногами.

– Остерегайся, если твои губы еще сквернят божье имя! Я освобождаю тебя от обязанностей должника, как и от обязанностей хозяина: в твой дом пришли два врага – избавься от них, если сумеешь.

– Но кто вы?

– Праведник и ученый в одном лице, презирающий в тебе порок и невежество. Посмотри на себя в зеркало, Дон Жуан – ты походишь на выпоротого ребенка.

– Вы вынуждаете меня идти до конца.

– Знаешь, что ты задумал? Спустить огромных псов, живущих у тебя в саду. Ты до сих пор не сделал этого лишь оттого, что предпочитаешь раскаленное железо моих слов на своем лбу царапине на этом лице.

Небо́ дотронулся до щеки Поль.

– Я более не стану прятаться за спиной очаровавшего тебя Ладисласа и уединюсь в углу твоей гостиной недалекого выскочки. Если твои псы захотят от меня большего, чем несколько конфет, я пощажу тебя.

– Вы позволите, мсье Ладислас? – спросил сутенер.

– Разумеется! – ответила принцесса.

Альфонс вышел – было слышно, как он свистит. Вернувшись в гостиную в сопровождении огромного бульдога, он жестом указал ему Небо́. Сбитый с толку пес зарычал, не решаясь наброситься на человека, сидящего в гостиной хозяина. Небо́ вынул из футляра один из лежавших на хлопковой ткани стеклянных шаров величиной с ученические – они были наполнены бесцветной жидкостью.