Любиево - [62]
И тогда он сказал, что ему еще в магазин надо, выходит из трамвая, я тоже, ведь по дороге нам, к нашему общему дому! Получается вроде как пара, вместе живем. Ой, сосед, пиво, что ли, какое купить и мальчишник устроить. Потому что все бабы — суки, все одним миром мазаны, у них только одно на уме, а мужик с мужиком всегда договорится, пивка дернет… Кабелечки…
— Помолчал бы ты, сосед, об этих кабелечках, потому что, извини, с души воротит! Постыдился бы!
Вот так, Михаська, той ночью удовольствовалась я только фантазиями… Но он еще будет мой. Даже знаю, как, потому что вычитала у Апулея в его «Метаморфозах, или Золотом осле». Есть у нас под боком парикмахерская «Владя», он там стрижется. Так вот, волосы его надо украдкой с пола поднять и сжечь и… и… забыла, но дочитаю, что там с ними надо сделать, чтоб подействовало, сам будет мои пороги обивать, когда я ему эти волоски попалю над газом… Хи-хи-хи!
Как Анна ходила к казармам с siestroj
Раз Андя пришла к казармам с какой-то молодой сосалкой, о которой говорила: maja siestra. И не разрешала к ней прикасаться:
— Maja siestra jeszczo cełka!
Русские спрашивают про эту siestru:
— Gdie ana rabotajet?
А та как заорет:
— Maja siestra rabotajet tancowszczicaj. Nu, dawaj jej chuja pasasatʼ patamu czto wieczeram ana w teatrie tancewajet «Łabedinoje ozero»!
Как Анна ответила на рекламацию телка
В другой раз Андя встретила в парке пьяного телка, и что-то он не вполне удовлетворился предоставленной ему услугой и стал жаловаться:
— Э, что это за отсос, моя жена и то лучше умеет…
Андя моментально выпрямилась, села на велосипед и издалека, когда уже убедилась, что телок ей ничего не сделает, крикнула:
— Ха! Я уже тридцать лет минечу на пространствах от Дона до Днепра, от Днепра до Нисы, и никогда ни одной рекламации! — и давай крутить педали, и след ее простыл.
Как Анна брала телка на сострадание
Когда уже ничего не действовало, когда уже, казалось, не было никаких шансов, Андя брала телка на сострадание. Преображалась в мужчину и приглашала его по знакомству (потому что уже с ним по-мужски закорешилась) выпить. Парк, скамейка, обернутая в пластиковый пакет бутылка, пачка «Вяруса», осенние листья под ногами. И начинался разговор о бесчестных бабах, о честных давалках. О том, что приходится изрядно побегать, пока какая-нибудь даст, но тут уж Андя не выдерживала и говорила так:
— Зема, блин, я б тебе кое-что сказал, но ведь ты, блин, короче… тушуюсь я.
— Говори, коль со мной пьешь, друг ты мне или что… Говори, что-нибудь придумаем.
— Понимаешь, тебе на самом деле тяжело, трудно тебе без бабы, короче, ты на самопасе, а каково мне, когда у меня все во сто раз хуже… — и сплевывает наша Андя то и дело под ноги, на эти листья.
— А что так?
Тут Андя опускает голову, что-то бормочет себе под нос, то сигаретку закурит, то к водочке приложится…
— Понимаешь, какое дело, был я на зоне, блин, ну понимаешь, и там меня этому научили, с тех пор никак не могу отвыкнуть — обязательно надо, чтобы… чтобы, ну понимаешь, мужику отсосать…
Тут телок демонстрировал полное понимание, сочувствие:
— Ну и ну, это точно, пидором быть — хуже нету, устроили тебе, однако, жизнь веселую… Эй… Ты, это, на самом деле? И как же с этим на свете жить? Чем же я тебе, парень, помочь-то могу?
А Анна уже еле сдерживается, чтобы не прыснуть, но делает серьезное лицо и говорит:
— А чем тут поможешь (тут она сплевывает на землю), черт, сам не знаю, как быть: увидь я такого, убил бы на месте, а у самого то же самое, после водки, чтобы…
И попадались такие, которые говорили тогда:
— Знаешь, старик, если уж так приперло, то, может, я тебе чем помогу? Хочешь, у меня, что ль, отсоси.
И уже по ходу дела: «ух, бля, да у тебя лучше, чем у моей получается». Вот так. А потом потребовал деньги, но Анна сказала, что она на пенсии. И на велосипед!
Как Анна брала телка на Зосю Колбасу
Звонок в квартиру, смотрю через глазок, телок. Думаю, я крепкая, разве только нож у него, а так ничего он мне не сделает. Ну и приоткрываю дверь.
— Здесь проживает Зося… — и фамилию называет какую-то смешную, уже не помню, скажем, Колбаса. — Это квартира семьи Колбаса?
А я соображаю: телок ничего себе, никакая Зося Колбаса никогда здесь не жила, ну и что с того? И тогда я строю грустную мину, чуть ли не плачу, открываю дверь пошире, приглашаю его, входите, присаживайтесь, вы издалека?
— Из Ольштына, давно ищу девушку, она здесь жила…
— Ой, ой, ой, да, но, понимаете, Зося, да, она здесь жила, но, как бы это вам… В общем, месяц назад умерла наша Зося, сердце.
И давай его обнимать, утешать, приглашать помянуть… Водочки?.. Я ведь Зосиным лучшим другом был…
ТЕОРИИ
Неприкосновенность автомобиля
Среди «настоящих» натуралов нет места иронии, игре, кавычкам, стилизации, не говоря уже о кампе. Камп — направление в современной эстетике (например, эстетике одежды), делающее акцент на искусственность и китч. В этом самое большое различие между ними и нами. Они серьезны и по уши погружены в грубую повседневную реальность, а мы их как бы невзначай ласкаем своими манерами. Но они так серьезны, что эта ласка (почесывание за ушком) только их бесит, они не переходят на нашу сторону, взрываются, потому что все воспринимают как посягательство на их серьезный мир натуралов. Они крепко держатся за свои социальные роли, а мы к ним со своими переходами за грань, метаморфозами и переодеваниями. У нас все относительно. Их зовут Славек, Арек, Богдан, а мы суемся к ним с нашими кличками. Верные местной марке пива и местному спортивному клубу, они носу не кажут из своего региона, а мы лезем к ним с нашими путешествиями и неверностью. Они ходят всегда в одном и том же, всегда одинаковые, а мы к ним с краской для волос. Ноль постмодернизма, ноль ощущения относительности всего и условности ценностей при наличии нескольких незыблемых базовых ценностей: честь команды их города и честь этого города, потому что они оттуда родом… Неприкосновенность девушки, собственной и чужой, неприкосновенность автомобиля.
Герой, от имени которого ведется повествование-исповедь, маленький — по масштабам конца XX века — человек, которого переходная эпоха бьет и корежит, выгоняет из дому, обрекает на скитания. И хотя в конце судьба даже одаривает его шубой (а не отбирает, как шинель у Акакия Акакиевича), трагедия маленького человека от этого не становится меньше. Единственное его спасение — мир его фантазий, через которые и пролегает повествование. Михаил Витковский (р. 1975) — польский прозаик, литературный критик, фельетонист, автор переведенного на многие языки романа «Любиево» (НЛО, 2007).
Написанная словно в трансе, бьющая языковыми фейерверками безумная история нескольких оригиналов, у которых (у каждого по отдельности) что-то внутри шевельнулось, и они сделали шаг в обретении образа и подобия, решились на самое главное — изменить свою жизнь. Их быль стала сказкой, а еще — энциклопедией «низких истин» — от голой правды провинциального захолустья до столичного гламура эстрадных подмостков. Записал эту сказку Михал Витковский (р. 1975) — культовая фигура современной польской литературы, автор переведенного на многие языки романа «Любиево».В оформлении обложки использована фотография работы Алёны СмолинойСодержит ненормативную лексику!
Семейная сага Марины Ивановой «Главное выжить», – это исповедь перед людьми! Судьба трех поколений женщин из одной семьи не жалует ни одну из них. Но в этой жизни, мы все на испытании. Целая эпоха молчаливо наблюдает, – справятся наши герои с трудностями, смогут выжить в предоставленных обстоятельствах. Что выберут пороки или добродетель? Об этом вы узнаете, прочитав сборник романов Марины Ивановой, – «Главное выжить».
В третий том вошли повести и рассказы, объединенные общим названием «Сказки для умных».
Владение словом позволяет человеку быть Человеком. Слово может камни с места сдвигать и бить на поражение, хотя мы привыкли, что надёжней – это воздействие физическое, сила кулака. Но сила информации, характер самих звуков, которые постоянно окружают современного человека, имеют не менее сокрушающую силу. Под действием СМИ люди меняют взгляды и мнения в угоду тем, кто вбрасывает информацию на рынок, когда «в каждом утюге звучит». Современные способы распространения информации сродни радиации, они настигают и поражают всех, не различая людей по возрасту, полу, статусу или уровню жизни.
В этой книге две остросюжетные линии. Действие нечетных глав романа происходит во времена революции и начала гражданской войны. Четные?– описывают события наших дней, происходящие на фоне рейдерского захвата Часового (читай?– военного) завода. Объединяет их общее пространство?– крупный губернский город в центре России. В романе?– Пермь. Но с таким же успехом это мог бы оказаться Воронеж, Иркутск, Владивосток…Героев?– юную романтичную барышню и умного, беспринципного «нового русского» – разделяет столетие. Каждый из них проходит свой путь приключений, испытаний и преображений, свой отрезок истории России.
«Страну коров» мог бы написать Томас Пинчон, если бы ему пришлось полгода поработать в маленьком колледже. Пирсон своей словесной эквилибристикой и игрой со смыслами заставит читателя буквально мычать от удовольствия.Чарли приезжает в колледж Коровий Мык, где он еще не знает, чем ему, координатору особых проектов, предстоит заниматься. Задачи, кажется, предельно просты – добиться продления аккредитации для колледжа и устроить рождественскую вечеринку с размахом.Но Чарли придется пободаться с бюрократией: в колледже есть два противоборствующих лагеря, и их вражда может помешать ему добиться цели.
Эта книга – история о любви как столкновения двух космосов. Розовый дельфин – биологическая редкость, но, тем не менее, встречающийся в реальности индивид. Дельфин-альбинос, увидеть которого, по поверью, означает скорую необыкновенную удачу. И, как при падении звезды, здесь тоже нужно загадывать желание, и оно несомненно должно исполниться.В основе сюжета безымянный мужчина и женщина по имени Алиса, которые в один прекрасный момент, 300 лет назад, оказались практически одни на целой планете (Земля), постепенно превращающейся в мертвый бетонный шарик.
Анджей Стасюк — один из наиболее ярких авторов и, быть может, самая интригующая фигура в современной литературе Польши. Бунтарь-романтик, он бросил «злачную» столицу ради отшельнического уединения в глухой деревне.Книга «Дукля», куда включены одноименная повесть и несколько коротких зарисовок, — уникальный опыт метафизической интерпретации окружающего мира. То, о чем пишет автор, равно и его манера, может стать откровением для читателей, ждущих от литературы новых ощущений, а не только умело рассказанной истории или занимательного рассуждения.
Войцех Кучок — поэт, прозаик, кинокритик, талантливый стилист и экспериментатор, самый молодой лауреат главной польской литературной премии «Нике»» (2004), полученной за роман «Дряньё» («Gnoj»).В центре произведения, названного «антибиографией» и соединившего черты мини-саги и психологического романа, — история мальчика, избиваемого и унижаемого отцом. Это роман о ненависти, насилии и любви в польской семье. Автор пытается выявить истоки бытового зла и оценить его страшное воздействие на сознание человека.
Ольга Токарчук — один из любимых авторов современной Польши (причем любимых читателем как элитарным, так и широким). Роман «Бегуны» принес ей самую престижную в стране литературную премию «Нике». «Бегуны» — своего рода литературная монография путешествий по земному шару и человеческому телу, включающая в себя причудливо связанные и в конечном счете образующие единый сюжет новеллы, повести, фрагменты эссе, путевые записи и проч. Это роман о современных кочевниках, которыми являемся мы все. О внутренней тревоге, которая заставляет человека сниматься с насиженного места.
Ольгу Токарчук можно назвать одним из самых любимых авторов современного читателя — как элитарного, так и достаточно широкого. Новый ее роман «Последние истории» (2004) демонстрирует почерк не просто талантливой молодой писательницы, одной из главных надежд «молодой прозы 1990-х годов», но зрелого прозаика. Три женских мира, открывающиеся читателю в трех главах-повестях, объединены не столько родством героинь, сколько одной универсальной проблемой: переживанием смерти — далекой и близкой, чужой и собственной.