Лягушки - [116]

Шрифт
Интервал

Начальник участка. Что ты заметила?

Сяо Вэй (в затруднении). У нее из груди молоко выделяется!

Начальник участка. А не пот ли это?! Сяо Вэй, ты только заступила на службу, а в нашем деле нужно не только сохранять бдительность, но и не быть мнительным!

Занавес

Действие четвертое

Обстановка на сцене та же, что и во втором действии.

Мастер Хао и Цинь Хэ сидят каждый перед своим столиком и лепят кукол.

На сцене незаметно появляется человек средних лет в помятом европейском костюме, в галстуке красного цвета, с авторучкой в кармане пиджака и с портфелем под мышкой.


Мастер Хао (не поднимая головы). Кэдоу, опять ты?!

Кэдоу (льстиво). Дядюшка Хао просто бессмертный небожитель, одним слухом определил, что это я.

Мастер Хао. Не слухом, а носом чую.

Цинь Хэ. У собаки нюх острее человеческого в десять тысяч раз.

Мастер Хао. Как ты смеешь ругать меня?!

Цинь Хэ. Разве я тебя ругаю? Я лишь сказал, что у собаки нюх острее человеческого в десять тысяч раз.

Мастер Хао. Опять ругаешься?! (Быстро лепит из куска глины подобие лица Цинь Хэ, поднимает, показывая Кэдоу и Цинь Хэ, а потом резко швыряет на пол.) Вот тебе, рожа бесстыжая!

Цинь Хэ (не моргнув глазом лепит подобие мастера Хао, демонстрирует Кэдоу и шлепает на пол). Вот так я тебя, пес старый!

Кэдоу. Дядюшка Хао, не гневайтесь, второй дядюшка Цинь, успокойтесь, мастера, смирите гнев свой, только что вылепленное вами можно назвать шедеврами, и так жаль, что теперь это лишь бесформенные куски глины!

Мастер Хао. Ты поменьше болтай, как бы я и тебя не вылепил и не шлепнул!

Кэдоу. Очень прошу, вылепите меня, только вот шлепать об пол не надо. Будут мою пьесу печатать, помещу фотографию на обложке.

Мастер Хао. Я тебе давно говорил, тетушка твоя как не станет смотреть, как муравьи забираются на дерево, так не будет и пьесу твою паршивую читать.

Цинь Хэ. Землю обрабатывать ты не горазд, куда тебе еще пьесы писать? Если сумеешь написать пьесу, я съем вот этот кусок глины.

Кэдоу (смиренно). Дядюшка Хао, второй дядюшка Цинь, тетушке годов уже немало, зрение плохое, я не посмею заставлять пожилого человека читать саму, почитаю ей вслух, а заодно и вы послушаете. Вы наверняка знаете господина Юя[121], господина Лао Шэ – они оба читали свои пьесы в театре перед актерами и режиссерами.

Мастер Хао. Но ты же не Юй и не Лао Шэ.

Цинь Хэ. И мы не актеры, и тем более не режиссеры.

Кэдоу. Но вы – персонажи моей пьесы! Я столько туши извел, чтобы приукрасить вас, и если вы не послушаете, будет такая неудача. Послушаете, и если что-то не устроит, я еще могу внести исправления; а если не станете и пьеса будет поставлена на сцене и выйдет в виде книги, сожалеть уже будет поздно. (С неожиданной патетикой.) Я десять лет потратил, чтобы ее написать, все, что есть дома, на это употребил, даже пару стропил на крыше и то снял и продал. (Хватается за грудь и натужно кашляет.) Я, чтобы эту пьесу написать, горький трубочный табак курил, не было табака – курил листья софоры, столько бессонных ночей провел, здоровье подорвал, полжизни на нее положил, и ради чего? Ради славы? Ради выгоды? (Звонко.) Нет! Ради любви к тетушке, ради того, чтобы прославить в веках святую женщину нашего дунбэйского Гаоми! А сегодня, если не станете слушать меня, прямо перед вами и умру!

Мастер Хао. Ишь напугал! Ты как помирать собрался? Повесишься или яду примешь?

Цинь Хэ. Послушать, так очень трогательно говорит, я даже склоняюсь к тому, чтобы послушать.

Мастер Хао. Хочешь читать – читай, только не у меня дома.

Кэдоу. Здесь в первую очередь тетушкин дом, а потом уже, возможно, твой.


Из пещеры выбирается тетушка.


Тетушка (лениво). Это кто тут про меня говорит?

Кэдоу. Я, тетушка.

Тетушка. Знаю, что ты. Зачем пожаловал?

Кэдоу (суетливо раскрывает портфель, достает рукопись и торопливо читает). Тетушка, это я, живущий в двух уездах Кэдоу (Цинь Хэ с мастером Хао обмениваются недоуменными взглядами), отец мой – Юй Пэншэн, мать – Сунь Фуся. Я – один из «бататников», а также первый, кого вы приняли на свет. Жену мою, Тань Юйэр, тоже вы принимали, отец ее – Тань Цзиньхай, а мать – Хуан Юэлин…

Тетушка. Постой-постой! Стал драматургом, так и фамилию сменил? И год рождения не тот? И отец с матерью не те? И деревня другая? И жена тоже? (Тетушка прохаживается среди висящих над сценой детей. Она то опускает голову в глубокой задумчивости, то топает ногами и бьет себя в грудь, потом яростно шлепает одного из младенцев по попе, и тот заливается плачем. Тетушка шлепает одного за другим, и ревут уже все младенцы. Среди этого рева тетушка принимается без умолку говорить, и плач постепенно затихает.) Ах вы, «бататники» этакие, плачьте хорошенько, а я послушаю, ведь это я своими собственными руками вас доставала! Негодники, ни один не дал силушки поберечь. Тетушка этим ремеслом пятьдесят с лишним лет занимается, до сих пор покоя не знает. За эти полсотни лет тетушка горячего только несколько раз и съела, пару раз целую ночь проспала, руки в крови, на лбу пот, наполовину вся в дерьме, наполовину в моче, – думаете, легко быть деревенской акушеркой? В дунбэйском Гаоми восемнадцать деревень, пять с лишним тысяч дворов, кому только я на порог не ступала! Чьего грязного живота из ваших матерей, ваших жен я не видала! Ваших подлецов отцов кто, как не я, стерилизовала! Теперь вы кто чиновник, кто разбогател, можете перед начальником уезда безобразничать, перед мэром города распускаться, но со мной извольте вести себя скромно и достойно. Вспомнишь то время, так по тетушкиному разумению, тоже надобно бы вас, эту свору щенков, собрать вместе да кастрировать, чтобы вашим женам меньше страданий выпало. И нечего тут зубоскалить, посерьезнее давайте! Планирование рождаемости для экономики страны и благосостояния народа дело первостепенной важности. И скалиться, огрызаться тут нечего, аборт так аборт, кастрация так кастрация. Кто сказал, что «от мужчин ничего доброго не жди»? Не знаете? Вы не знаете, и я не знаю. Знаю лишь, что от мужчин ничего доброго не жди. Ничего доброго нет, но и без вас обходиться тоже не получается. Испокон веков правителем небесным так устроено – тигр и заяц, ястреб и воробей, муха и комар… все должно быть, чтобы мир был целен. Говорят, в Африке в девственных лесах есть одно место, где все люди живут на деревьях. На ветках множество гнезд, и женщины несут в них яйца. Женщина снесет яйцо и садится на ветку есть дикие плоды, а мужчина закрывает гнездо листьями и садится яйца высиживать. Через – семь раз по семь – сорок девять дней верхушка яйца разбивается, и оттуда выскакивает маленький ребенок, вылупился и уже умеет лазать по деревьям. Хотите верьте, хотите нет. Вы не верите, а я верю! Тетушка своими руками приняла одно яйцо, размером с футбольный мяч. Положила на кан, повысиживала и через полмесяца оттуда выскочил пухлый ребятеночек, беленький, толстенький, и нарекли его Даньшэн – Родившийся из яйца. Жаль вот умер от врожденного энцефалита, а выжил бы – сорок лет бы уже стукнуло. Выживи Даньшэн, наверняка стал бы великим литератором. Когда ему предложили схватить что-нибудь


Еще от автора Мо Янь
Страна вина

«Страна вина», произведение выдающегося китайского романиста наших дней Мо Яня (род. 1955), дает читателю прекрасную возможность познакомиться с самой яркой и колкой сатирой в современной китайской литературе. Великолепная, оригинальная образность, безграничная сила воображения, сплетенная с мифологичностью, мастерское владение различными формами повествования — все это присуще уникальному стилю Мо Яня.


Красный гаолян

«Красный гаолян» — самое известное произведение Мо Яня, китайского прозаика, лауреата Нобелевской премии (2012 г.). По мнению критиков, премию эту присудили писателю во многом благодаря этому роману, включённому в список ста лучших китайских романов минувшего века. Во всём мире с огромным успехом прошёл фильм «Красный гаолян», снятый по этому произведению и пробудивший у многих российских зрителей интерес к истории и культуре Китая. Теперь впервые на русском языке выходит и сам роман, написанный жёстко, даже жестоко.


Сорок одна хлопушка

Повествователь, сказочник, мифотворец, сатирик, мастер аллюзий и настоящий галлюциногенный реалист… Всё это — Мо Янь, один из величайших писателей современности, знаменитый китайский романист, который в 2012 году был удостоен Нобелевской премии по литературе. «Сорок одна хлопушка» на русском языке издаётся впервые и повествует о диковинном китайском городе, в котором все без ума от мяса. Девятнадцатилетний Ля Сяотун рассказывает старому монаху, а заодно и нам, истории из своей жизни и жизней других горожан, и чем дальше, тем глубже заводит нас в дебри и тайны этого фантасмагорического городка, который на самом деле является лишь аллегорическим отражением современного Китая. В городе, где родился и вырос Ло Сяотун, все без ума от мяса.


Перемены

Мо Янь – один из самых известных современных китайских писателей, лауреат Нобелевской премии по литературе 2012 года за «галлюцинаторный реализм, который объединяет народные сказки с историей и современностью». «Перемены» – история «маленького человека», чья жизнь меняется вместе с жизнью страны. Неторопливое, чрезвычайно образное повествование ведет нас от одного события к другому. Автор делится с нами своими размышлениями и наблюдениями, не упуская ни единой детали. И эти детали дают гораздо более полное представление о жизни Китая и китайцев, чем самые толстые учебники истории.


Папапа. Современная китайская проза

В настоящий сборник включены произведения крупнейших современных китайских писателей, лауреатов престижных национальных и международных премий, переведённые на многие языки мира. Один из них, Мо Янь, «объединивший с помощью галлюцинаторного реализма народные сказки с историей и современностью», в 2012 году был удостоен Нобелевской премии по литературе. Разные по содержанию, стилю и времени создания, эти произведения объединяет одно очень важное обстоятельство — они принесли авторам по-настоящему серьёзный успех и определили их дальнейший творческий путь.


Рекомендуем почитать
Кенар и вьюга

В сборник произведений современного румынского писателя Иоана Григореску (р. 1930) вошли рассказы об антифашистском движении Сопротивления в Румынии и о сегодняшних трудовых буднях.


Брошенная лодка

«Песчаный берег за Торресалинасом с многочисленными лодками, вытащенными на сушу, служил местом сборища для всего хуторского люда. Растянувшиеся на животе ребятишки играли в карты под тенью судов. Старики покуривали глиняные трубки привезенные из Алжира, и разговаривали о рыбной ловле или о чудных путешествиях, предпринимавшихся в прежние времена в Гибралтар или на берег Африки прежде, чем дьяволу взбрело в голову изобрести то, что называется табачною таможнею…


Я уйду с рассветом

Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.


С высоты птичьего полета

1941 год. Амстердам оккупирован нацистами. Профессор Йозеф Хельд понимает, что теперь его родной город во власти разрушительной, уничтожающей все на своем пути силы, которая не знает ни жалости, ни сострадания. И, казалось бы, Хельду ничего не остается, кроме как покорится новому режиму, переступив через себя. Сделать так, как поступает большинство, – молчаливо смириться со своей участью. Но столкнувшись с нацистским произволом, Хельд больше не может закрывать глаза. Один из его студентов, Майкл Блюм, вызвал интерес гестапо.


Три персонажа в поисках любви и бессмертия

Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с  риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.


И бывшие с ним

Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.


В самой глубине

Для Гретель слова всегда были настолько важны, что в детстве она вместе с матерью даже изобрела язык, который стал их собственным. Теперь Гретель работает лексикографом, обновляя словарные статьи. Она не видела мать с 16 лет, когда они жили в лодке на оксфордском канале. Воспоминания о прошлом, давно стершиеся, после одного телефонного звонка внезапно возвращаются: последняя зима на воде, загадочный сбежавший мальчик, странное неуловимое существо, живущее на реке. «В самой глубине» – вызывающий дебютный роман с сюрреалистической, жуткой атмосферой.


Лед

Ближайшее будущее. Льды Арктики растаяли. Туристический бизнес открывает новые горизонты, и для желающих достичь ранее недоступные места запускаются новые экспедиции. Пассажиры круизного лайнера мечтают увидеть белого медведя, а вместо него им придется найти еще нечто более удивительное – мертвое тело во льду. Кто этот человек? Был ли он жертвой незнакомцев или самых близких людей, безжалостно его предавших? Вместе со льдом растают и коварные тайны прошлого.


Небесные тела

В самолете, летящем из Омана во Франкфурт, торговец Абдулла думает о своих родных, вспоминает ушедшего отца, державшего его в ежовых рукавицах, грустит о жене Мийе, которая никогда его не любила, о дочери, недавно разорвавшей помолвку, думает о Зарифе, черной наложнице-рабыне, заменившей ему мать. Мы скоро узнаем, что Мийя и правда не хотела идти за Абдуллу – когда-то она была влюблена в другого, в мужчину, которого не знала. А еще она искусно управлялась с иголкой, но за годы брака больше полюбила сон – там не приходится лишний раз открывать рот.


Бруклинские глупости

Натан Гласс перебирается в Бруклин, чтобы умереть. Дни текут размеренно, пока обстоятельства не сталкивают его с Томом, племянником, работающим в букинистической лавке. «Книга человеческой глупости», над которой трудится Натан, пополняется ворохом поначалу разрозненных набросков. По мере того как он знакомится с новыми людьми, фрагменты рассказов о бесконечной глупости сливаются в единое целое и превращаются в историю о значимости и незначительности человеческой жизни, разворачивающуюся на фоне красочных американских реалий нулевых годов.