Лягушки - [101]
Сидевший за рулем ударял по нему, сигналя, но звучал сигнал как-то мягко. Было ясно, что это человек добрый, воспитанный и терпеливый, не какой-нибудь обычный нувориш. Будь он обычным нуворишем, мог бы рассигналиться, как сирена воздушной тревоги. Будь он обычным нуворишем, мог бы высунуться из окна и обложить меня в три этажа. А ради этого доброго человека хотелось как можно быстрее отползти в сторону и освободить дорогу, но тело не слушалось.
Мужчина в машине в конце концов не выдержал и вышел. Оранжево-желтая куртка свободного покроя с воротником и обшлагами рукавов в красную клетку. Смутно вспомнилось, что в то время, когда я ошивался в Пекине, один знающий мировые бренды человек говорил, как называется этот по-китайски, но я вот запамятовал. Никогда не запоминаю названия торговых марок, по сути дела это какое-то внутреннее сопротивление, проявление некой ненависти человека из низов к вышестоящим, непростое выражение зависти. Это все равно что ставить пампушку выше хлеба, соевый соус почитать лучше сливок. Выйдя из машины, этот мужчина не стал ни ругаться, ни пинать меня, он лишь торопливо бросил охраннику у ворот больницы:
– Быстро убери его.
Дав распоряжение, он вдруг прищурился, задрал голову, чтобы подразнить себя солнечным светом, а потом звонко чихнул. В душе нахлынули дела прошедших дней. Опять я признал его по этому чиху: это же Сяо Сячунь, мой одноклассник Сяо Сячунь, который когда-то был большим начальником, а нынче толстосумом сделался. Говорят, «первый горшок золота» он намыл, занявшись бизнесом в те времена, когда все бросились делать деньги на свой страх и риск. А потом при помощи личных отношений, налаженных в бытность политическим деятелем, стал действовать во многих направлениях, делал деньги и тут и там и стал богатеем с состоянием в несколько миллиардов. Я читал одно интервью с ним, где он вдруг заговорил о том, что в детстве ел уголь. На самом деле – я все прекрасно помню – никакого угля он не ел; смотрел, как мы едим, да разглядывал кусок угля у себя в руках. Видите, сенсей, даже в таком затруднительном положении все принимаю за чистую монету, просто безнадежный тип.
Один охранник сдвинуть меня с места не сумел. Подошел второй, они подхватили меня за руки и, можно сказать, еще дружелюбно отволокли под большущий рекламный щит, стоявший с восточной стороны от входа. Выпрямили и усадили спиной к нему. Я видел, как одноклассник Сяо сел в лимузин. Видел и как этот лимузин осторожно перевалил через «лежачего полицейского» у входа в Центр, потом повернул и уехал. На заднем сиденье я не то чтобы увидел, а скорее вообразил, что увидел прелестную Сяо Би с рассыпавшимися по плечам черными волосами и розовеньким младенцем на руках.
Надвигалась толпа моих преследователей. И те две тетки вместе с мальчишкой, и тот молодой человек, в которого я плюнул кровью, и тот тип, что швырнул в меня бутылку кока-колы, – все тянули шеи, разглядывая меня. Несколько десятков лиц сложились передо мной в какую-то мрачную картину. Мальчишка еще попытался ткнуть меня шпажкой, но ему не позволила тетка помоложе. Какой-то человек профессорского вида щупал у меня под носом двумя тонкими длинными пальцами: понятно, пытается определить, дышу ли я еще. Я задержал дыхание: это тоже один из способов самозащиты. В деревенском детстве слышал, как один человек, скрывавшийся в горах и лесах, говорил, что при встрече с тигром или медведем лучше всего лечь на землю, задержать дыхание и притвориться мертвым; в любом хищном звере есть что-то геройское, герой не бьет просящего пощады, хищный зверь не ест мертвечину. Способ этот оказался очень действенным: «профессор» вздрогнул, ни слова не говоря отстранился и зашагал прочь. Его поведение как бы говорило остальным зевакам: этот человек мертв! Хотя в их глазах я был жулик, стянувший у кого-то деньги, но законы нашей страны не предоставляют этим обладающим чувством справедливости гражданам права взять да предать вора смертной казни. Поэтому они поспешно разошлись: чем меньше неприятностей, тем лучше. Две тетки тоже быстро убрались, таща за собой мальчишку. Я глубоко вздохнул, испытав величие мертвеца и почитание его.
Наверняка в полицию сообщили эти двое охранников, потому что, когда, завывая сиреной, примчалась полицейская машина, подошли лишь они вдвоем и рассказали, что произошло. Трое полицейских подошли ко мне и стали расспрашивать. Лица у всех такие молодые, желтые зубы выдают земляков – уроженцев дунбэйского Гаоми. В носу защипало, из глаз брызнули слезы. И я принялся жалобно причитать, как обиженный ребенок, увидевший родителей. Из троих полицейских всерьез прислушивался к моим словам лишь один, с бородавкой меж бровей, другие двое, задрав головы, пялились на рекламный щит. Дождавшись конца моих излияний, тот, что с бородавкой, сказал:
– Ну а как можно подтвердить, что все сказанное тобой – правда?
– Можете спросить того же Чэнь Би, – ответил я.
– Ты как себя чувствуешь? – поинтересовался другой полицейский повыше ростом, не отрывая глаз от рекламного щита. – Может, в больницу отвезти?
