Львы живут на пустыре - [13]

По Эвиному голосу Витька понял, что это очень серьёзно. Она ещё ни разу так не говорила.

— А Ян что? — спросил Витька.

— Ян молчит. И хмурится. Я боюсь, Витька.

— Не надо. Слышишь, Эва? Не бойся! — поспешно заговорил Витька. — Ну чего бояться? Тим ведь в наморднике. И потом, он добрый, Тим. Совсем ручной. Вы же его все из бутылочки кормили.

— Да, кормили. А теперь он стал большой. И неспокойный. Глаза у него непонятные и страшные. С зелёными огоньками.

— Подумаешь, с зелёными! У меня тоже в темноте бывают с зелёными. А я ведь не страшный.

— Ты не страшный. Ты — Витька, — Эва улыбнулась.

— Вот видишь! — обрадовался Витька. — И Тим не страшный. Просто у него плохое настроение. У всех ведь бывает иногда плохое настроение.

— Да. Только не у всех такие лапы и когти, — ответила Эва.

— Вот бы мне такие! Все бы меня боялись. Р-р-р! — зарычал Витька.

На них зашикали.

— Не хулигань, мальчик. Ты чего урчишь, как медведь? — строго спросила Витькина соседка.

Эва низко опустила голову, плечи её вздрагивали от смеха.

— Видишь, как похоже, — шепнул Витька. Ему было радостно оттого, что Эва немножко успокоилась.

Витька глядел на манеж, смеялся шуточкам Сенечки Курова, а сам всё время с тревогой думал о Тиме. Если Ян молчит и хмурится, — это нехорошо. Плохо это.

Представление шло к концу. Приближался последний номер — Кличиса.

Униформисты стали огораживать манеж решётками. Делали они это быстро и ловко.

Публика галдела, ела мороженое, громко перекликались знакомые. Эва снова заволновалась, и Витька уже не смог отвлечь её. Слишком он сам тревожился. Видно, Эва чувствовала это.

— Карл Кличис! — высоким металлическим голосом выкрикнул директор.

Громко и весело заиграл оркестр. Зрители захлопали в ладоши, и на арене появился Карл Хансович.

Он был в лакированных высоких сапогах, брюках с лампасами и короткой курточке.

Карл Хансович поднял руки — приветствовал публику. Потом громко щёлкнул бичом, где-то в глубине цирка раздался низкий глухой рёв, и на манеж выскочили львы.

Ослеплённые ярким светом, они резко остановились, взрыхляя лапами тырсу, заметались по арене, подстёгиваемые звуками музыки и щёлканьем бича, потом нехотя уселись на тумбы.

Всякий раз при выходе львов Витьке становилось жутко. Особенно в первый момент, когда они ещё не сидели паиньками на тумбах, а носились с рёвом, резко и хищно поворачиваясь, будто выбирая момент, как бы половчее наброситься на укротителя.

Но вот они уселись. Оркестр заиграл медленно и протяжно. Смешно переваливаясь, вышел Тим.

Притихшие было зрители оживились, засмеялись. Тим казался таким добродушным, домашним, что Витька сразу успокоился и подумал, что все Эвины страхи — чепуха.

Сперва он даже не увидел намордника. Только приглядевшись, можно было заметить утонувший в шерсти узкий ремешок, стягивающий пасть медведя.

Тим вразвалочку подошёл к тумбочке и неловко взобрался на неё. Казалось, что его короткие ноги утопают в широченных меховых штанах.

Он поднял лапы, поскрёб морду и затряс головой.

«Намордник не нравится», — догадался Витька и поглядел на Эву.

Она сидела подавшись вперёд, прижав к груди здоровую руку. Пальцы были так сжаты в кулак, что косточки побелели.

Тим успокоился. Только изредка тряс головой и урчал. Зрителям это нравилось. Они хихикали.

Потом звери стали работать.

Тим и Цезарь сели на концы широкой доски, положенной на шар. Получились качели. Тим был тяжелее, он перетягивал. Ада прыгнула на середину и стала их качать — ходила по доске. Веста прыгала сквозь кольцо. Кольцо было обмотано паклей. Карл Хансович зажёг её, и Веста прыгала прямо в огонь. Пролетала сквозь него как снаряд — стремительная и сильная. Это было здорово. Гремела музыка, хлопали зрители, и всё было очень хорошо.

А потом случилась беда.

Это произошло так неожиданно и быстро, что из всех зрителей, наверное, только Эва и Витька, которые были настороже, разглядели, почему это вышло.

Цезарь прыгал через Тима. Он перелетал через него легко и красиво. Карл Хансович кричал: «Опа!» и хлопал бичом.

И вдруг Витька увидел, как Цезарь, пролетая над медведем, задел его хвостом.

В тот же миг Тим с поразительным проворством ударил его лапой.

Цезарь с визгом перекувырнулся в воздухе и рухнул спиной на манеж.

И сейчас же на Тима молча бросилась Веста.

Тим отвесил ей две молниеносные плюхи по морде, и она закружилась волчком.

Через секунду Тим стоял прижавшись спиной к прутьям решётки, взъерошенный, страшный, и отбивался от беснующихся Цезаря и Весты. Одна Ада равнодушно сидела на своей тумбе. Зрители оцепенели. Карл Хансович бросился к зверям, и тогда пронзительно и страшно закричала Эва.

Карл Хансович хлестал бичом львов, но они будто ничего не чувствовали. С наружной стороны решётки появился Ян с длинным багром в руках. Он просунул багор сквозь прутья и ткнул им Цезаря.

Цезарь взревел, крутанулся; казалось, он сейчас бросится на Карла Хансовича, но лев проскочил мимо укротителя и побежал в узкий проход, ведущий с манежа. За ним, грозно рыча, медленно протрусила Веста.

Карл Хансович подошёл к Тиму, что-то крикнул ему.

И тогда Тим не спеша приблизился к Карлу Хансовичу, обхватил его лапами и повалил.