Лукьяненко - [5]

К 1870 году население станицы значительно увеличилось, и чувствовался существенный недостаток в земельном наделе, а потому в 1875 году жителям станицы Ивановской был нарезан дополнительный надел, но переселяться туда сначала не решались, а сдавали сперва эту землю за деньги кому придется и только в 1891 году начали переходить туда и устраиваться; переселение это продолжалось и в 1892 году, и в 1893 году. Переселившиеся на дополнительный надел жители станицы Ивановской таким образом основали хутор Ново-Ивановский, находящийся в нескольких верстах от станицы Тихорецкой».

Далее в записке упоминаются церковь Сретенья Господня, построенная в 1796 году переселенцами, и другая — на месте бывшей полковой церкви Тенгинского полка, отстроенная окончательно к 1887 году. И еще говорится в записке о самых значительных постройках в станице, в числе которых «магазин, построенный в 1896 году по проекту академика Львова, стоит обществу 10 600 рублей, и новая двухклассная школа, построена в 1899 году хозяйственным способом, стоит 26000 рублей».

Вот и все, что смог примечательного поведать нам безвестный ныне есаул о станице, где родился будущий ученый.

СТАНИЧНЫЙ АТАМАН

Сладки младенческие сны, и нет заботы ни Павлуне, ни Васильку — самым малым под отцовским кровом. Отцу же не до сна. Еще с полночи стал ворочаться он с боку на бок, боясь проспать предутренний час. Не ближний свет — выбираться с края станицы до центра, а там в отдел[2] ехать, чтоб к обеду добраться.

Тронулся до света. Утренняя зорька еще висела яркой лампадкой по краю станицы. Дохнуло от лимана ветерком, и месяц-молодик под той зорькой стал похож на вогнутый от сквозняка язычок пламени. Набирая силу, робко озеленив сперва краешек неба, а потом охватив его ширь, менялась, незримо и тонко алела над степью, растекалась заря. Так незаметно в пути, посреди свежей, молодой еще нивы, оглянешься вдруг, а кругом давно маков цвет алеет. Конские копыта мягко и тупо, будто обернутые тряпками, погружались в прохладную, еще неразличимую во мраке бархатную пыль. Кони попеременно отфыркивались, тревожа сыроватую и чуткую тишину предутреннего раннего часа. Звякала на выбоинах сбруя, линейка пружинила на стальных рессорах и мягко катила, слегка покачиваясь, как седло.

Уже далеко крыльцо правления, где ржавчина еще не успела покрыть кованые цифры кузнечной работы Митрофана Седина «1896» на козырьке. Позади подворье Савченко и чуткие белолистки, светло-серебристые на исподе, за оградой станичной церковки.

Ехал тогда Пантелеймон Лукьяненко в отдел по важному для себя делу. Все мысли его были заняты этим, и знал он, что нужнее для него сейчас ничего нет.

Вот проехали деревянный мост, и станица осталась за Ангелинским ериком. Чуток слева курился над невидимой отсюда Кубанью в легком низовом наземном тумане войсковой Красный лес, станичные сады над ним и ериком. Виноградники заметно выделялись ближними курчавыми шапками и темнели волнистыми шнурами вдалеке. Сюда ближе — рядок невысоких курганчиков — «рясны могилки» — и хутор Строкача островками высоких деревьев посреди ровной почти степи.

Слева и справа узнавал Лукьяненко коши дальних и ближних к нему по станице соседей-казаков. То тут, то там виднелись курени, сложенные из прутьев-хмеречи и кое-как обмазанные глиной. А иные, побеленные известкой, совсем копия станичных хат, не хватает только садочков да панычей с мальвами в палисадниках.

Далеко вокруг, насколько охватил глаз, раскинулось хлебородное поле. Хлеб налился и потяжелел, заметно склонился колосом долу. Невольно, неожиданно для себя самого Лукьяненко от переполнившей грудь светлой радости хлебной нивы, столь горячо и преданно любимой, от далеко окрест открывшейся жизни с невидимыми глазу перепелками и лопоухими зайчатами в житах, с колючими безобидными ежиками и писклявыми мышками, запел — куда и делись думки — сначала негромко, а затем во всю силу своего голоса. Старая, еще дедовских времен, песня вконец изводила душу печальной радостью и невозвратностью молодечества. «Ой, на гори тай жинцы жнуть…» — лилось над дорогой.

Вот смолкла песня, и на смену ей пришло треньканье пересохших колесных спиц. Затарахтели стальные шины по крупным сухим комьям на тракте. Да еще изредка мерно, с присвистом всхлестывают хвосты по крупам, сгоняя докучливых мух.

Песня песней, а на душу Пантелеймона Тимофеева забота нелегкая легла. Как еще обойдутся с ним в Славянской?..

Не раз и не два придется еще отбиваться от наветов, немало дать объяснений начальству в отделе, прежде чем отстоит он свое доброе имя. Слава богу, на станичном сборе выбрали атаманом его соседа Васильченко, а с него хватит. Пока на жалованье сидел, свое хозяйство распадаться на глазах стало. Дети — восемь душ, мал мала меньше, вся работа лежит на нем с Евгеньюшкой. Скорей бы Николай с Петром подрастали, все легче будет. Кончался июнь 1901 года. Пантелеймон Лукьяненко сидел в своей комнате в правлении и не спеша дочитывал приказ за подписью генерал-майора Бабыча, в коем предписывалось следующее:

«Утвердив в должности атамана в станице Ивановской урядника Алексея Васильченко, избранного станичным сбором на основании статей 123, 136 и 137… предписываю заведывающему 1-м участком Полтавского Округа настоящую копию приказа № 118 объявить станичному сбору, уряднику Васильченко, последнего приведя к присяге, приказать ему принять, а исправляющему должность станичного атамана Лукьяненко сдать все общественное имущество, хозяйство, деньги, дела и бумаги на законном основании с расписками по описям, допустить Васильченко к отправлению возложенной на него обязанности».