Лукьяненко - [3]
— Имя, говоришь, некрасивое? Менять не буду — грех это! Да ты послушай только — Трифон. Благости сколько в нем! А значит оно — живущий в роскоши, в холе, в почете. Трифон-садовод. Был такой святой. Знатный садовод, скажу тебе. Да ты сам не садовод разве? Нет, не стану менять имя ни за что! А невестке своей так и скажи: грех великий на душу взять могла — имя менять.
Поблагодарил казак за толковое объяснение, откланялся и, пятясь, пошел с подворья ни с чем. Приходит домой и говорит:
— Не плачь ты, Федора. Мы его Тереком звать будем!
Посветлела невестка лицом. А тут кум в хату ввалился. Веселый, и крякнул громко:
— Хо-хх! Як звать, як звать? Охота вам башку ломать? Тришкó! А-уу! Ты где, Тришкó?!
Пантелеймон Лукьяненко, улыбаясь приятному такому воспоминанью, трогал жесткий ус, поглаживал мягкую бороду, пока шла родня по станичным улицам. Дома уже по-праздничному накрыли стол, чтоб достойно, как это у всех добрых людей испокон веку и заведено, в кругу братьев и сестер, родичей всех своих, кумовьев завершить крестины. На сердце отцовском стало высоко и торжественно. Было отчего! Казак народился! Еще один помощник в хозяйстве, работник на ниве кубанской хлебородной, воин и защитник отечества российского.
В тысяча девятьсот первом году вопреки всем ожиданиям март пришел на Кубань непролазной грязью. Ходить в эту пору по Ивановской мало кто осмеливался. Землю уже к началу месяца так развезло от дождей, что, едва ступив шага два-три, пеший тут же обнаруживал на своих сапогах чуть ли не по пуду грязи, вязкой и неподъемной. Мощеных улиц тогда и в помине не было. Одну лишь Екатерининскую общими силами окопали для отвода воды. Земля насквозь напиталась. Воду обнаруживали, копнув всего на два-три штыка. Говорили со страхом: поднялась она до самого среза срубов в колодцах. Все предвещало неминуемый разлив Кубани к началу лета…
Учеников в тот год с великими мученьями, кто мог, конечно, подвозили верхом на лошадях и забирали из школы, усадив впереди себя и поминутно заставляя крепче вцепляться в гриву. С большой осторожностью правил такой ездок, выбирая наугад тропку побезопасней, боясь, как бы не скатился в грязь ребенок и чтобы лошадь, не выдержав такой нагрузки, не упала бы на брюхо, придавив его вместе со школяром, плюхнувшись в липкую мартовскую грязь.
В тот год зима была на редкость теплой. Старики в один голос предсказывали необычно холодную весну. И все же вопреки всему с первых чисел марта зачастили дожди, посыпал мокрый снег, который день ото дня и час за часом делал беду все неотвратимей. Станичные и без того грязные улицы превратились в непролазное топкое болото. Уже кончились по многим дворам копны сена и даже соломы для скотины. Надо было подвезти с кошей оставшиеся припасы. Но полное бездорожье, беспутица лишили ивановцев и этой надежды.
Оставалось сидеть и ждать, ждать, как говорится, у моря погоды. Когда теперь провянет, к какому дню удастся пробраться на хутора к более удачливым, как многим казалось, и запасливым, бережливым хозяевам, чтобы разжиться по крайней мере прошлогодней соломой до первой травы?..
К концу мая ждали наводнения. Но на этот раз обошлось. А бывали годы, и довольно часто, когда мутной грязной водой подкатывала Кубань к Красному лесу горские снега, и тогда серебряный трезвон колоколов деревянной церкви натужно, призывно бил тревогу, разливался по станице, долетал до дальних кошей, сзывая на сборную площадь. Стар и млад подымались тогда, запрягали подводы, бросали на них топоры, вилы, лопаты, все имевшиеся под рукой мешки и чувалы. Всем миром отправлялись к Красному лесу и дальше, за него. Добирались уже по воде, и вот там начиналась борьба, отчаянная, лихорадочная битва с наводнением. Рубили в ближнем лесу хмыз[1], подвозили его к прорвам, вбивали, стоя по пояс в воде, колья, делали плетни, набивали мешки песком и землей, бросали в эти прорвы, пока те не успокаивались. Вода поступала через низкий берег все напористей, затопляла стоявшие стеной хлебные поля. Тут и там плыли копны сена, потом вдруг переворачивались, на глазах превращались в большие разорванные клочья на плоской водной поверхности.
Вдоль невидимого теперь берега Кубани копошились люди в холодной до боли в костях воде. Крики детей, плач и гомон баб дополняли картину сутолоки и неразберихи. Больше всех страдали, конечно, те, чьи нивы оказались на низких местах в роковом соседстве с покатым берегом. Где тонко, там и рвется! В такое время хутора и сады и без того обделенных при нарезке земли казаков можно было узнать разве что только по верхушкам деревьев да беленым трубам и гребешкам крытых камышом хаток.
В такие тревожные дни нередко можно было услышать причитания и плач. Оплакивали утопших. Тонули и в другие дни после наводнения, особенно дети. Случалось это горе уже тогда, когда большая вода спадала, оставляя огромные лужищи в балках и падинах. Тут же плескались гуси, перемежаясь с детворой, брошенной без присмотра. И редко случалось, чтоб кому-то из особо удачливых выпадало счастье подстеречь отставшую от ушедшей воды рыбину…
«Несколько лет я состояла в эзотерическом обществе, созданном на основе „Розы мира“. Теперь кажется, что все это было не со мной... Страшные события привели меня к осознанию истины и покаянию. Может быть, кому-то окажется полезным мой опыт – хоть и не хочется выставлять его на всеобщее обозрение. Но похоже, я уже созрела для этого... 2001 г.». Помимо этого, автор касается также таких явлений «...как Мегре с его „Анастасией“, как вальдорфская педагогика, которые интересуют уже миллионы людей в России. Поскольку мне довелось поближе познакомиться с этими явлениями, представляется важным написать о них подробнее.».
Книга посвящена Сиду Барретту, отцу-основателю легендарной группы Pink Floyd.
Книга рассказывает о жизни и главным образом творческой деятельности видного советского авиаконструктора, чл.-кор. АН СССР С.А. Лавочкина, создателя одного из лучших истребителей времен второй мировой войны Ла-5. Первое издание этой книги получило многочисленные положительные отклики в печати; в 1970 году она была удостоена почетного диплома конкурса по научной журналистике Московской организации Союза журналистов СССР, а также поощрительного диплома конкурса Всесоюзного общества «Знание» на лучшие произведения научно-популярной литературы.
Опираясь на публикации в прессе и интервью с теми кто знает Мадонну или работал с ней, известный американский журналист, автор биографий-бестселлеров, нарисовал впечатляющий непредвзятый портрет феноменальной женщины и проследил историю ее невероятного успеха. Эту биографию можно с полным правом назвать «В жизни с Мадонной».
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Сергея Есенина любят так, как, наверное, никакого другого поэта в мире. Причём всего сразу — и стихи, и его самого как человека. Но если взглянуть на его жизнь и творчество чуть внимательнее, то сразу возникают жёсткие и непримиримые вопросы. Есенин — советский поэт или антисоветский? Христианский поэт или богоборец? Поэт для приблатнённой публики и томных девушек или новатор, воздействующий на мировую поэзию и поныне? Крестьянский поэт или имажинист? Кого он считал главным соперником в поэзии и почему? С кем по-настоящему дружил? Каковы его отношения с большевистскими вождями? Сколько у него детей и от скольких жён? Кого из своих женщин он по-настоящему любил, наконец? Пил ли он или это придумали завистники? А если пил — то кто его спаивал? За что на него заводили уголовные дела? Хулиган ли он был, как сам о себе писал, или жертва обстоятельств? Чем он занимался те полтора года, пока жил за пределами Советской России? И, наконец, самоубийство или убийство? Книга даёт ответы не только на все перечисленные вопросы, но и на множество иных.
Судьба Рембрандта трагична: художник умер в нищете, потеряв всех своих близких, работы его при жизни не ценились, ученики оставили своего учителя. Но тяжкие испытания не сломили Рембрандта, сила духа его была столь велика, что он мог посмеяться и над своими горестями, и над самой смертью. Он, говоривший в своих картинах о свете, знал, откуда исходит истинный Свет. Автор этой биографии, Пьер Декарг, журналист и культуролог, широко известен в мире искусства. Его перу принадлежат книги о Хальсе, Вермеере, Анри Руссо, Гойе, Пикассо.
Эта книга — наиболее полный свод исторических сведений, связанных с жизнью и деятельностью пророка Мухаммада. Жизнеописание Пророка Мухаммада (сира) является третьим по степени важности (после Корана и хадисов) источником ислама. Книга предназначена для изучающих ислам, верующих мусульман, а также для широкого круга читателей.
Жизнь Алексея Толстого была прежде всего романом. Романом с литературой, с эмиграцией, с властью и, конечно, романом с женщинами. Аристократ по крови, аристократ по жизни, оставшийся графом и в сталинской России, Толстой был актером, сыгравшим не одну, а множество ролей: поэта-символиста, писателя-реалиста, яростного антисоветчика, национал-большевика, патриота, космополита, эгоиста, заботливого мужа, гедониста и эпикурейца, влюбленного в жизнь и ненавидящего смерть. В его судьбе были взлеты и падения, литературные скандалы, пощечины, подлоги, дуэли, заговоры и разоблачения, в ней переплелись свобода и сервилизм, щедрость и жадность, гостеприимство и спесь, аморальность и великодушие.