Лукьяненко - [26]
С большим трудом удается ему в последнее время сводить концы с концами. То недород — кубанская вода на нивах почти целый месяц простояла, то свадьба, а тут пока Петра проводили в гвардию — крепко вытрясся. Потому и трудно так ему оплачивать учение Василька с Павлом. Какие теперь деньги? Слезы! Пока в руках — есть они, а как куда пошел, считай, там и остались копейки. Того не возьмешь за них, как то перед войной было. Приходят они трудно, да уходят легко.
И пришли на память Пантелеймону Тимофеевичу те слова, что сказал ему Савченко тогда на процессе в зале окружного суда, когда сидели они почти рядом и слушали разбирательство об ивановских конокрадах. Кто ж спорит, на своем степу много не разживешься, капиталу не накопишь. Но, как и предки его, живет он так день за днем, год от года, и нет у него никаких мыслей о чем-то другом, кроме той жизни в своей станице, службы, работы на ниве, отцами завещанной, работы тяжелой и подчас неблагодарной. Он, как и многие, понимает и видит, что жизнь обходит его стороной и движется куда-то дальше в непонятном для него направлении. Но предпринимать что-либо он не хотел, да и не мог. Силы не те — шестьдесят годков вот-вот стукнет. Копить деньжата, чтобы пустить их при случае в дело, ну там лавку завести или что-то в этом роде? Нет, не уподобится ни он, ни вообще любой из ихнего рода екатеринодарским купцам, допустим, или плутоватым грекам, что успели прибрать к рукам своим всю торговлю по области, табачное дело и хлебные ссыпки. Всю жизнь копаться в грошах, как воробей в конском дерьме на дороге? Нет, негоже такое занятие для казака, недостойное дело, нестоящее.
Потому и выходило так, что тому, кто работал из года в год от рожденья до гробовой доски на своей ниве, всей семьей от мала до велика, — едва хватало на пропитание. А те же, к кому они свозили хлеб на ссыпки, те, не ударяя палец о палец, записывать едва успевали на свой счет кругленькие суммы. Многих из таких владельцев никто в станице и в глаза не видал. Но в отчетах и ведомостях подобные личности значились по станице Ивановской как имеющие самый высокий годовой доход. «Кому — война, а кому и мать родна», — подумал Пантелеймон Тимофеевич, отмечая в памяти появившиеся за последние несколько лет в Ивановке лавчонки, разросшиеся кирпичные заводы, паровые мельницы…
В конце июля 1917 года в Ивановской был, в который раз за последнее время, станичный сбор. На этот случай приехал из отдела для присутствия на сходе есаул. Отношение населения станицы к Временному правительству было основным вопросом, который навязал казачеству комиссар Бардиж, кадет по убеждениям.
— Граждане казаки, — начал есаул, приосаниваясь. — Как вы теперь знаете, по многим станицам нашего отдела, да и по всей области проходят станичные сборы. Насколько мне известно, повсюду принимаются решения о том, что наше кубанское казачество жить должно дружной семьей и строить жизнь на новых началах. Скоро в Екатеринодаре собирается Войсковая рада, и ваши депутаты будут решать этот вопрос.
Но нас должно волновать другое. Вы не хуже меня знаете, как разные газеты и съезды в последнее время только и знают, что судачат про то, быть или не быть нам, казакам. Я же, как и все вы, твердо заявляю здесь, что наше кубанское казачество обязано сохранить чисто кубанскую самобытность и собственный уклад жизни. Мы с вами все это без посторонней помощи выработали на протяжении целых веков. И никто не должен вмешиваться в жизнь казаков, а тем более мешать нам устраивать ее по своему усмотрению. Мы должны пользоваться добытыми революцией свободами так, как это сами понимаем. Самоопределение — вот что нам нужно. Только тогда и сможем жить вполне свободной жизнью казака-демократа! — закончил оратор, озирая собравшихся возбужденными глазами.
— Вот именно! — поддержал его атаман Бирюков. — Мы никому не дадим, чтоб подсовывали нам черт знает какие понятия! Нечего требовать от нас какого-то переустройства нашей жизни. Знать не хотим про неизвестные нам правила и программы. По-нашему, все это посягательства на добытые нами гражданские свободы. Хватит! Накормили нас бывшим царским гнетом! За что уродовали жизнь казака? Кто превращал его в раба и послушного исполнителя велений царских приспешников? Мы хотим жить свободной жизнью! — прокричал он, будто увидев перед собою полчища врагов.
Офицер из Славянской поспешил тут же добавить:
— Дмитрий Пименович верно сказал. Что до меня, то я скажу вот что. И это не только мое или еще чье-то мнение, нет. Мы хорошо помним, что решил Всероссийский казачий съезд в Петрограде. Не только должно сохранить свой уклад жизни, нет. Нам важно сохранить свои права на всю нашу землю со всеми ее недрами, со всем юртовым хозяйством…
— Вот, вот. Землю! Это нам надо помнить. Никому из нас никто за спасибо ее не давал. Мы ее сами отвоевали. А что потом стало? — визжал маленький седобородый урядник, которого не раз выбирали почетным судьей. — Хлынули, как та горская вода под троицу, переселенцы — как же, война кончилась! Ну, мы их в казаки записывали, делились своими землями. Перестали принимать, так что ж? Область стала наводняться пришлыми. Дожили до того, что теперь посчитать — казаков по области меньше, чем городовиков тех. Вот мы е вами и слышим теперь, что кое-кому хочется, чтоб казак поделился своими землями с голодранцами. Такие легкомысленные речи нам не по душе. Так нельзя понимать равенство и братство. При царском гнете и бесправии мы не могли распоряжаться ни землей, ни своими капиталами — все сначала утверждали царские чиновники. Мы более ста лет снаряжались за свой счет. Уже этим одним дважды выкупили свою землю. Мы семьдесят лет воевали за нее с горцами! — распалялся старик.
В созвездии британских книготорговцев – не только торгующих книгами, но и пишущих, от шотландца Шона Байтелла с его знаменитым The Bookshop до потомственного книготорговца Сэмюэла Джонсона, рассказавшего историю старейшей лондонской сети Foyles – загорается еще одна звезда: Мартин Лейтем, управляющий магазином сети книжного гиганта Waterstones в Кентербери, посвятивший любимому делу более 35 лет. Его рассказ – это сплав истории книжной культуры и мемуаров книготорговца. Историк по образованию, он пишет как об эмоциональном и психологическом опыте читателей, посетителей библиотек и покупателей в книжных магазинах, так и о краеугольных камнях взаимодействия людей с книгами в разные эпохи (от времен Гутенберга до нашей цифровой эпохи) и на фоне разных исторических событий, включая Реформацию, революцию во Франции и Вторую мировую войну.
Книга рассказывает о жизненном пути И. И. Скворцова-Степанова — одного из видных деятелей партии, друга и соратника В. И. Ленина, члена ЦК партии, ответственного редактора газеты «Известия». И. И. Скворцов-Степанов был блестящим публицистом и видным ученым-марксистом, автором известных исторических, экономических и философских исследований, переводчиком многих произведений К. Маркса и Ф. Энгельса на русский язык (в том числе «Капитала»).
Один из самых преуспевающих предпринимателей Японии — Казуо Инамори делится в книге своими философскими воззрениями, следуя которым он живет и работает уже более трех десятилетий. Эта замечательная книга вселяет веру в бесконечные возможности человека. Она наполнена мудростью, помогающей преодолевать невзгоды и превращать мечты в реальность. Книга рассчитана на широкий круг читателей.
Биография Джоан Роулинг, написанная итальянской исследовательницей ее жизни и творчества Мариной Ленти. Роулинг никогда не соглашалась на выпуск официальной биографии, поэтому и на родине писательницы их опубликовано немного. Вся информация почерпнута автором из заявлений, которые делала в средствах массовой информации в течение последних двадцати трех лет сама Роулинг либо те, кто с ней связан, а также из новостных публикаций про писательницу с тех пор, как она стала мировой знаменитостью. В книге есть одна выразительная особенность.
Имя банкирского дома Ротшильдов сегодня известно каждому. О Ротшильдах слагались легенды и ходили самые невероятные слухи, их изображали на карикатурах в виде пауков, опутавших земной шар. Люди, объединенные этой фамилией, до сих пор олицетворяют жизненный успех. В чем же секрет этого успеха? О становлении банкирского дома Ротшильдов и их продвижении к власти и могуществу рассказывает израильский историк, журналист Атекс Фрид, автор многочисленных научно-популярных статей.
Многогранная дипломатическая деятельность Назира Тюрякулова — полпреда СССР в Королевстве Саудовская Аравия в 1928–1936 годах — оставалась долгие годы малоизвестной для широкой общественности. Книга доктора политических наук Т. А. Мансурова на основе богатого историко-документального материала раскрывает многие интересные факты борьбы Советского Союза за укрепление своих позиций на Аравийском полуострове в 20-30-е годы XX столетия и яркую роль в ней советского полпреда Тюрякулова — талантливого государственного деятеля, публициста и дипломата, вся жизнь которого была посвящена благородному служению своему народу. Автор на протяжении многих лет подробно изучал деятельность Назира Тюрякулова, используя документы Архива внешней политики РФ и других центральных архивов в Москве.
Сергея Есенина любят так, как, наверное, никакого другого поэта в мире. Причём всего сразу — и стихи, и его самого как человека. Но если взглянуть на его жизнь и творчество чуть внимательнее, то сразу возникают жёсткие и непримиримые вопросы. Есенин — советский поэт или антисоветский? Христианский поэт или богоборец? Поэт для приблатнённой публики и томных девушек или новатор, воздействующий на мировую поэзию и поныне? Крестьянский поэт или имажинист? Кого он считал главным соперником в поэзии и почему? С кем по-настоящему дружил? Каковы его отношения с большевистскими вождями? Сколько у него детей и от скольких жён? Кого из своих женщин он по-настоящему любил, наконец? Пил ли он или это придумали завистники? А если пил — то кто его спаивал? За что на него заводили уголовные дела? Хулиган ли он был, как сам о себе писал, или жертва обстоятельств? Чем он занимался те полтора года, пока жил за пределами Советской России? И, наконец, самоубийство или убийство? Книга даёт ответы не только на все перечисленные вопросы, но и на множество иных.
Судьба Рембрандта трагична: художник умер в нищете, потеряв всех своих близких, работы его при жизни не ценились, ученики оставили своего учителя. Но тяжкие испытания не сломили Рембрандта, сила духа его была столь велика, что он мог посмеяться и над своими горестями, и над самой смертью. Он, говоривший в своих картинах о свете, знал, откуда исходит истинный Свет. Автор этой биографии, Пьер Декарг, журналист и культуролог, широко известен в мире искусства. Его перу принадлежат книги о Хальсе, Вермеере, Анри Руссо, Гойе, Пикассо.
Эта книга — наиболее полный свод исторических сведений, связанных с жизнью и деятельностью пророка Мухаммада. Жизнеописание Пророка Мухаммада (сира) является третьим по степени важности (после Корана и хадисов) источником ислама. Книга предназначена для изучающих ислам, верующих мусульман, а также для широкого круга читателей.
Жизнь Алексея Толстого была прежде всего романом. Романом с литературой, с эмиграцией, с властью и, конечно, романом с женщинами. Аристократ по крови, аристократ по жизни, оставшийся графом и в сталинской России, Толстой был актером, сыгравшим не одну, а множество ролей: поэта-символиста, писателя-реалиста, яростного антисоветчика, национал-большевика, патриота, космополита, эгоиста, заботливого мужа, гедониста и эпикурейца, влюбленного в жизнь и ненавидящего смерть. В его судьбе были взлеты и падения, литературные скандалы, пощечины, подлоги, дуэли, заговоры и разоблачения, в ней переплелись свобода и сервилизм, щедрость и жадность, гостеприимство и спесь, аморальность и великодушие.