Лук для дочери маркграфа - [65]

Он успел увидеть Олларда первым — тот на миг обрисовался в лунном свете в проёме лестницы — и от души проклял тайные ходы. Если бы Такко сам не ходил коротким путём через холл, решил бы, что хозяин замка проходит сквозь камни или навстречу ему вышел призрак. Путь был отрезан; Такко заметался в коридоре, в отчаянии дёргая запертые двери, ведущие неизвестно куда — они-то были заперты на совесть! — и, когда Оллард уже вот-вот должен был появиться, бросился к единственной двери, за которой можно было надеяться на защиту — к покоям Малвайн.

Её комната была незаперта, и сама Малвайн не спала. Она сидела в глубине комнаты на диване и что-то писала. «Если опять забьётся в припадке, хоть отвлечёт» — подумал Такко, пока пересекал комнату. У дивана замедлил шаг, уже ощущая неправильность в том, как сидит маргкрафиня, в том, что в фонаре горит только одна свеча; опустился на колени, озадаченно всмотрелся — и захлебнулся на вдохе, отпрянул, потянулся к оберегу, который давно не носил — лицо под венцом светлых кудрей не было живым.

20. Последние тайны

Малвайн Оллард улыбалась искусно раскрашенными губами на восковом лице. Прозрачные глаза из голубого хрусталя, не отрываясь, смотрели на бумагу, по которой обтянутая кожей рука вела перо. Чернила кончились; механическая рука довела перо до конца строки, и внутри у куклы тихо заскрежетало. Она подняла голову, протянула руку и обмакнула перо в чернильницу. Раздался ещё один тихий щелчок, и острый кончик вывел на бумаге очередную волнистую линию.

Хлопнула дверь, и вошёл Оллард, неся чуть на отлёте руку с отвоёванным ножом. Такко вжался в диван, но маркграф, не дойдя до него пары шагов, уселся на ближайший стул, перекрыв проход к двери.

— Давно я так не бегал, — заявил он, утирая бисеринки пота со лба. — Ты определённо скрасил мне сегодняшнюю ночь… Зажги светильник, не стесняйся!

Опасливо косясь на маркграфа, Такко зажёг пятисвечник, стоявший между ними на низком столике, и почувствовал себя чуть-чуть увереннее за этой символической преградой. Оллард одобрительно кивнул и указал на куклу:

— Любуйся! Ты и не догадался, верно?

Сейчас, при ярком свете и сидя вплотную, Такко видел щели в суставах пальцев и под подбородком, тонкую линию в углах рта, где нижняя челюсть крепилась к верхней, и слышал тихие щелчки, когда рука возвращалась к краю бумаги. Но распознать подделку в полумраке, да ещё предполагая, что Малвайн больна и её движениям позволительна некоторая неестественность, было невозможно.

Он медленно уселся на пол, устраиваясь поудобнее. Оллард как будто не спешил тащить бывшего ученика в подвал и потрошить, и можно было рассматривать куклу, следя за маркграфом краем глаза. Страх постепенно уступал место жгучему любопытству. Как же это сделано? Механическая рука снова потянулась к чернильнице плавным, почти естественным движением, и Такко живо представил, как внутри деревянного корпуса повернулся вал и разжались пружины.

— Хорошая работа, — заявил Оллард. — Самым трудным было заставить двигаться обе половины тела, верхнюю и нижнюю. Слишком мало места, чтобы разместить все узлы. Тогда я не смог решить эту задачу, поэтому пришлось использовать кресло на колёсах. Неудача обернулась преимуществом — ни у кого не возникло вопросов, отчего Малвайн не покидает своих покоев.

— А когда?.. — Такко поспешил задать вопрос, оттягивая время. — То есть она не всегда…

— Разумеется, женился я на живой женщине. Вынашивать младенцев мои механизмы не умеют, да и… в общем, я жил с настоящей живой Малвайн. Она вела хозяйство, сводила знакомства с местными, пользовалась всеобщей любовью, и я не предполагал, что вскоре её заменит кукла.

В комнате было натоплено, и после холодной мастерской клонило в сон. Потрескивали свечи, скрипело перо, и на какой-то миг Такко показалось, что вот-вот откроется дверь, войдёт Агнет в сопровождении Катерины, и всё станет, как раньше. Маркграф посадит его играть с дочерью в шахматы, сам выслушает отчёт Катерины, а потом и Малвайн отложит письмо и спросит, как дочь провела день. Он тряхнул головой, отгоняя морок и сонливость, и оглядел комнату в поисках хоть какого-то оружия. Как прежде никогда уже не будет.

— Малвайн сильно сдала после охоты, — негромко продолжал Оллард. — Я тогда сделал всё, чтобы отвести от семьи подозрение. Императорские люди прочесали лес, осмотрели даже некоторые помещения замка и охотничий домик — я сам этого потребовал. Больше всего я был озабочен тем, чтобы гости не напугали и не смутили своими разговорами Агнет. Её болезнь и без того обострялась осенью, как и нервное расстройство Малвайн. Я не знал, что сама Малвайн жила в постоянном страхе. Много позже я связал самодовольные взгляды лекарей и богатые подарки, что делала им Малвайн. Они-то знали, кто разорил первую могилу. В действительности они не представляли угрозы — доказательств не было, а если бы и нашли, я бы выставил их самих соучастниками. Не знаю, какие слова эти подлецы нашли для Малвайн, но она поверила, что меня могут осудить, а она снова лишится имени, богатства и вернётся к прежней жизни приживалки. Масла в огонь подливала Катерина, которая не упускала случая поделиться своими выдумками. Та осень оказалась очень трудной.