— Да ты ополоумел, драть по полмеры серебра за меру соли?! Да ещё залежалой!
Если в соляном ряду городского рынка и обходилось без перебранок, то не в середине лета, когда хозяйки заготавливали на зиму свежесобранные грибы, зелень и прочие дары нового урожая. Пока не пришли обозы с солеварен, торговцы сбывали прошлогодние запасы, в том числе слежавшиеся, грязные, перемешанные с толчёным камнем и прочей дрянью. Вот и в этот раз горожане осаждали прилавок, пробовали серые крупинки на запах и вкус и брезгливо морщились на примесь песка.
— Имей совесть, сбавь чуток!
— Пока орёте, до полной меры подниму, да не серебром, а золотом, — невозмутимо отвечал торговец. — Берите какую есть или ждите, пока свежую подвезут.
— До тех пор урожай давно сгниёт, — ворчали жители и, распуская кошели, переговаривались между собой: — Говорят, к зиме и такой не будет. Надо брать…
В Нижнем Пределе гуляла летняя ярмарка — говорливая, многолюдная, щедрая. Хозяева и прислуга трактиров и постоялых дворов сбивались с ног — со всей округи в город съезжались обозы с зеленью, зерном, яблоками; возчикам и охранникам не терпелось весело потратить заработанное серебро, да и купцы не каждую монету берегли для дела. На главной площади было не протолкнуться, так тесно там стояли лавки, палатки, телеги, гружённые разным товаром; торговцы победнее расселись прямо на земле, разложив своё добро на платках или досках. Нижний Предел — город большой, праздник был тоже немаленький — Первых плодов[1]. С утра до ночи на площади продавали, покупали, меняли, договаривались, знакомились, сватались, братались и расходились — и, конечно, отчаянно торговались и спорили, иногда до выдранных волос и разбитых носов. А ещё обменивались слухами и сплетнями.
— Говорят, будто северные солеварни разорены, — гудел вечером главный городской трактир. — К зиме соль не будут продавать даже на вес золота. И за что такие испытания?
— А слыхали, что сегодня тот, в доспехах, на площади говорил? Сотник-то императорский? Будто идёт отбивать солеварни назад и берёт к себе в войско всех, кто храбр сердцем и хорошо владеет мечом… Будет война!
— Ох, да куда же нам война! Только новую мастерскую наладили…
— Дурак ты! Война-то далеко! Соль-то на севере варят, туда ехать год, а то и все десять!
— Врут всё! — надрывался мельник, стуча деревянной кружкой об изрезанный ножами стол. — Нет никакой войны! И не будет! Врут, чтобы налоги поднять да в карманы себе побольше положить! Никакой жизни честному человеку!
— Тебе мозги мукой запорошило? Императорский указ для кого сегодня на площади читали? — нахмурился человек в потрёпанной одежде наёмного охранника.
— Врань-ё! — отчеканил мельник. — Нижний — вольный город! Никто нам не указ!
— Был вольный тридцать лет назад, — не остался в долгу наёмник, — да только нынче от вашей вольницы одни слова остались.
— Эти слова на ратуше высечены, в камне, как залог, что свобода наша нерушима!
— Был залог, а стал вашей вольнице могильный камень!..
Драка завязалась мгновенно: мельник с рыком бросился на наёмника, тому на помощь пришли трое таких же потрёпанных воинов, за мельником поднялись ещё пятеро… Остальные привычно посторонились, служанки вихрем подхватили кувшины с вином и прочую посуду, а из кухни показались двое крепких парней, которых хозяева держали как раз для таких случаев.
Короткая схватка окончилась на улице полной победой наёмников. Мельник со своими спутниками, поддерживая друг друга и проклиная имперских прихвостней, направились назад в трактир и бранились в дверях с хозяином, отказавшимся вновь пускать драчунов. Из распахнутой двери доносились голоса — там с удвоенным пылом продолжали обсуждать войну и далёкие северные земли.
— Неплохо размялись, — заключил наёмник, споривший с мельником. — Заплатить никто не успел?
— С тобой даже выпить толком не успеваешь, — отозвался один из его спутников. — Бешеный ты, Рик! Пришёл слушать, что люди говорят — так слушай, а сам язык не распускай!
— Будешь меня учить, — проворчал Рик в ответ. — Ещё спускать всякой швали… Эй, а ты кто такой?
Все четверо с недоумением уставились на парня, стоявшего чуть поодаль. Рослый, широкоплечий, в такой же простой одежде и с боевым ножом на широком ремне, он обстоятельно оттирал руки от чужой крови пучком травы, прислонившись к стене.
— Я сперва принял тебя за своего, — проговорил Рик. — С хрена ли ты влез?
— Их было больше, — отозвался парень. — Да и мозги этому мукомолу давно пора прочистить. Каждый вечер орёт, будто войне не бывать. А ведь… — он поднял глаза, и в его взгляде мелькнула мальчишеская, почти детская надежда, — ведь будет война?
— Будет, — твёрдо сказал Рик. — Война не война, а скучать не придётся ни нам, ни нашим мечам. Тебя как звать?
— Верéн. Из Красильной Заводи.
— Ты неплохо дрался, Верен. Если с мечом ты так же хорош, как на кулаках, приходи назавтра в дом напротив ратуши, с синей крышей.
— Где сотник живёт?
— Да, туда. Северная война будет короткой и славной. Самое то, чтобы молодняк вроде тебя разобрался, что к чему. Мы усмирим дикарей-камнеедов, сдвинем границу к Ледяному морю и вернёмся с почётом!