Лук для дочери маркграфа - [67]

— А что вы скажете Агнет?.. — Такко было не по себе от мыслей о кончине Малвайн, но ещё хуже становилось, когда он пытался представить себе лицо наследницы. Как она вскинет голову и сделает вид, что достойно приняла известие о смерти матери, а потом будет выплакивать своё горе в одиночестве, и некому будет её утешить.

— Я уничтожу оба механизма и кости тоже, — твёрдо повторил Оллард, не ответив. — Сегодня. Потому и завёл их — в последний раз. Глупо, но они столько лет скрашивали моё одиночество…

Маркграф снова замолчал. Он смотрел в темноту невидящим взглядом; губы были плотно сжаты, лицо мелко подёргивалось, будто он сдерживался из последних сил. Такко всё оглядывал украдкой комнату и не находил ничего, чем можно было бы защититься. Прикинул расстояние до окна — слишком далеко, и ставни заперты. Перо в руках куклы было детской игрушкой против ножа. Подсвечник стоял слишком близко к Олларду, он точно успеет перехватить… Такко поморщился от ноющей боли в боку и от воспоминания, как легко, играючи его приложили об стол. Нет, сражаться с маркграфом было плохой идеей. Но и надежды договориться не было: лицо Олларда снова приобретало то скорбно-отчаянное выражение, поразившее Такко в подземелье, и снова верилось, что заботы последних дней оказались слишком тяжелы для его рассудка.

— Так она не из костей? — полуутвердительно сказал Такко, оттягивая время.

— А? — встрепенулся Оллард. — Эта кукла? О нет. Она сделана из металла и дерева. Я не смог бы прикоснуться к Малвайн.

Он устало провёл рукой по лицу и со вздохом оглядел куклу из-под воспалённых век.

— Этот механизм я собрал совсем для другой цели, в очередной раз отчаявшись сотворить что-то дельное из костей. Пока собирал, понял, в чём была ошибка, и вернулся к скелетам, а эта заготовка осталась. Заменить куклой Малвайн я не собирался. Только Агнет.

— Агнет?!. — у Такко перехватило дыхание, будто его облили ледяной водой.

— Она болела. Не ходила. Не ездила верхом, не танцевала, не играла в положенные детям её возраста игры, — Оллард говорил коротко, отрывисто, вертя в пальцах нож и не замечая остроты лезвия. — Вообще не участвовала в детских забавах. Даже не пела — не хватало дыхания. Когда приезжали гости, она сидела в своём кресле, а я смотрел, как чужие дочери и сыновья красуются на своих пони и стреляют из луков. Тогда я собрал совсем простой механизм на колёсах, который мог только передвигаться. Можно было представить, что это Агнет идёт мне навстречу, что она здорова… Глупая была затея, но, как ни странно, помогла мне пережить тот трудный год.

Такко смотрел на него недоуменно и растерянно, и Оллард махнул рукой:

— А, не бери в голову! Учил ты живую Агнет, в этом не сомневайся. Та кукла пригодилась лишь для розыгрышей.

Он снова замолчал и опустил глаза. Такко на всякий случай перебрал в памяти мельчайшие детали облика наследницы: голубые прожилки вен, синева вокруг губ, глаза в оправе золотистых ресниц. Вспомнил и ощущение прохладной, чуть дрожащей руки под скользким шёлком… Нет, Агнет несомненно была живой. Кукла, пожалуй, стреляла бы получше. А Оллард, вероятно, заговаривается от усталости.

— А зачем императору скелет? — задал Такко вопрос, мучивший его столько времени.

— Скелет — лишь основа, — охотно отозвался Оллард. — Сверху его прикроют дерево, воск, кожа — всё как полагается. На мой взгляд, кости достаточно красивы, чтобы не прятать их, но не все разделят это убеждение.

— Тогда зачем вообще брать кости?.. — Такко спрашивал быстро, замечая, как лицо Олларда разглаживается, а в голосе звучит прежняя доброжелательность.

— Скажи, ты задумывался, за что платят придворным живописцам? Они зарабатывают побольше, чем ты у меня. Память, Танкварт, память ценится в нашем мире выше всего. Поэтому у трона держат художников и поэтов, умеющих увековечить людские дела и лица. Поэтому привечают чучельников, сохраняющих облик любимых животных и охотничьих трофеев — и помяни моё слово, это искусство ещё ждёт своего расцвета. А обычай бальзамировать тела? А любовь к восковым портретам? Ты не представляешь, на какие ухищрения идут придворные, чтобы сохранить память о себе и близких.

— Но… заводной скелет?.. — Такко попытался представить себе дворец, где среди звериных чучел бродит поблёскивающий латунью человеческий остов, и растерянно уставился на маркграфа.

— Гораздо лучше, чем убогие набальзамированные туши, которые всё равно прячут в гробы! — уверенно заявил Оллард. — Лучше, чем портреты, которые надо беречь от солнца и сырости, и всё равно они не передают, каким человек был при жизни. Если уж браться сохранять облик ушедших, нужно делать это как следует. Конечно, не все пожелают механизировать кости полностью — можно повторить пару характерных движений, это будет быстрее и дешевле. Затем восковых дел мастер изготовит голову и парик, столяры выточат корпус, портные подгонят одежду…

Такко недоверчиво всматривался в лицо маркграфа, пытаясь понять, шутит тот или всё-таки тронулся рассудком. А Оллард всё говорил, увлёкшись:

— Я с детства ненавидел наш похоронный обычай. Если уж нам не хватает духу сжечь своих мёртвых, стоит увековечить память о них более достойным образом, чем отдавать червям. Попомни моё слово, люди ещё оценят красоту костей! Я так и вижу, как расчищают старые кладбища под поля и селения, а из костей складывают усыпальницы, где могилами послужат стены! Только представь: светильники из рёбер и черепов… Говорю тебе, кости самой природой предназначены служить долго, и глупо закапывать их! Куклы из скелетов — не большая странность, чем восковые портреты и чучела охотничьей добычи. Я так и вижу почтенных вдовушек, кичащихся стоимостью кукол, которые они заказали изготовить из безвременно почивших супругов! А так же отцов семейств, завещающих после смерти механизировать свой скелет, чтобы служил утешением и назиданием потомкам…