Лук для дочери маркграфа - [37]

Больше в книге не было ничего интересного. Дальше шли редкие записи, сделанные Катериной. Её незатейливый, но разборчивый почерк выдавал человека малообразованного, но аккуратного и добросовестного. Они чередовались с записями Агнет — та явно пыталась повторять изящную манеру матери, но линиям не хватало уверенности и силы, они были слабыми и дрожащими, как паутинки. Зато быстрый, летящий почерк Олларда захватывал строки от края до края; буквы лезли друг на друга, будто им было тесно и они пытались подчинить себе бездушную бумагу.

Выходило, что Малвайн лишилась рассудка чуть ли не в одночасье, спустя месяц-другой после охоты, как и говорил Оллард. Записи, сделанные её рукой, обрывались на этих днях. Вот же не повезло! Слишком много всего свалилось на хозяйку замка — болезнь дочери, разграбление кладбища, проклятая охота… А ведь каких-то несколько лет замок был совсем другим, как в те дни, когда приезжал свататься Фредрик — в столовой допоздна не смолкали голоса и музыка, во дворе было полно разговорчивых слуг, а в конюшне были заняты все стойла. Впрочем, судя по словам Олларда, совсем счастливой жизнь их семьи никогда не была, и благополучие было кажущимся.

Такко живо представил себе, как за окнами льют осенние дожди, замок окутывают туманы, а по каменным коридорам бродит полубезумная женщина, пытаясь уличить мужа в сборке тайных механизмов. Светлые волосы рассыпаны по плечам, льдистые глаза обшаривают стены… Привидится такая во сне — вроде и ничего особо страшного, а заснуть долго не сможешь. Он и без того плохо спал с того дня, как начал работать в мастерской. В тревожных и путаных снах детали не хотели соединяться, механизмы разваливались, а линии чертежей сплетались в бессмыслицу. Нет, вызывать в воображении образ Малвайн можно было только в такой ясный и тёплый день, как сегодня.

Окна кабинета, как и всех жилых комнат замка, выходили на юг. Время близилось к полудню, и солнце ощутимо припекало сквозь узкое окно. Небольшой стол, за которым расположился Такко, был весь залит солнечными лучами. Тонкое полотно рубахи противно облепило спину; Такко сдвинулся назад, ножки тяжёлого кресла стукнули по полу, и Оллард поднял голову:

— Танкварт, ты закончил?

— Да. Могу ещё чем-то помочь?

— Дай-ка посмотреть, — Оллард пробежал глазами исписанный лист и одобрительно кивнул. — Образованного человека видно сразу. Молодец.

— Всё правильно? Как-то много получилось.

— Привыкай, — рассмеялся Оллард. — Весной гости обошлись бы нам куда дороже. А лучшее время для праздников — осень, когда и свои кладовые полны, и на ярмарках всё дёшево. Впрочем, это ты без меня знаешь. Дороже всего стоили музыканты. Эти струнодралы летом совсем теряют голову и заламывают цены, как в столице.

— Всё-таки жаль, что столько денег пропало зря, — не удержался Такко.

— Зря? А разве мы все плохо провели время? Агнет забыла о своей болезни. Катерина занялась делом и перестала толковать о призраках. Ты обставил из лука этих зазнаек, что нынче таскаются за Фредриком. Я видел вашу стрельбу краем глаза. Это была чистая победа!

— А вы?.. — быстро спросил Такко, стараясь, чтобы поднявшаяся внутри радость не прозвучала в голосе.

— Я видел лица Фредрика и его дядюшки, когда они услышали отказ, и, поверь, оно того стоило. Ничего, им только на пользу потрястись пару недель в карете. В другой раз подумают, к кому свататься.

— Так вы с самого начала собирались отказать?..

Оллард взглянул на Такко, будто тот сказал глупость, и даже прикрыл глаза:

— Ты же знаешь о болезни Агнет. Ты правда думаешь, что я буду сговариваться о замужестве дочери, которая может не дожить до зимы? Буду утомлять её этими дурацкими приготовлениями сначала к помолвке, а потом и к свадьбе? Буду таскать её к будущей родне с визитами, будь они прокляты?!

Ветер из окна шевельнул бумаги, и Оллард с силой придавил их тяжёлой статуэткой.

— Да и знаю я всех её женихов. Никому нет дела до моей дочери! Каждый зарится на моё наследство. Каждый считает, что облагодетельствует меня своим сватовством! Но они забывают, что хозяин этого наследства — я, а вовсе не Агнет. А я намерен жить долго — хотя бы ради того, чтобы не доставить этим стервятникам радость раньше времени. — Он рассеянно переложил бумаги и снова взялся за перо. — Если Агнет переживёт зиму, весной можно будет подумать о свадьбе. Надежда умирает последней, правда?

— Конечно, — пробормотал Такко.

Слова Олларда ещё предстояло переварить. Это ж надо было позвать гостей, потратить столько денег, нанять столько людей, чтобы эффектно отказать! И никто не заподозрил неладное — ни сам Фредрик, ни братья-оруженосцы… Да что там — даже Катерина, и та сияла, как новая монета, и уже творила обряды на семейное счастье.

Зато призрачная возможность выздоровления Агнет странным образом грела сердце вместе с гордостью от того, что маркграф видел и оценил его стрельбу:

— Я очень надеюсь, что Агнет поправится.

— Нам остаётся только ждать, — пожал плечами Оллард. — А сейчас у меня много дел. Знаешь, когда-нибудь я покажу тебе свои расходные книги — поверь, прибыль от мастерских превышает годовой доход деревни вроде той, где ты вырос.