Лучшие годы Риты - [31]

Кто и как выполнял эти распоряжения, Рита не видела. И даже не из-за боли не видела, а из-за чувства, которого она совсем не ожидала. Оно было не только неожиданно, но и необъяснимо, это чувство, и все-таки оно охватило ее – именно теперь, в одинокой стеклянной будке, затерянной на безлюдных пространствах, окруженной тьмой и холодом.

Она не знала, как его назвать. Она просто поняла вдруг, что ужас одиночества, ужас полной своей беспомощности, тот ужас, который она испытала, сидя в съехавшей на обочину машине, – он закончился. Не было в облике людей, которые ее теперь окружали, ничего такого, что могло бы ее успокоить, ничто не свидетельствовало, что они в состоянии принять роды, но уверенность в том, что смерть не поглотит ее, наполнила Риту физически, вытесняя даже боль.

Только отчасти вытесняя, впрочем. Роды начались, и ничего подобного этой боли Рита не испытывала никогда. Ее разрывало изнутри, она знала, что сейчас, вот сейчас, через минуту, лопнет, как перекачанный футбольный мяч, и все внутренности вылетят из нее, и она все-таки умрет, потому что невозможно выжить после того, как это случится.

– Все, хватит орать, тужься давай! – слышала она. – Теперь посильнее, голова уже вышла. Тужься, говорю, выталкивай его! Задушишь ребенка же! Вот так, правильно…

Рита не понимала, правильно или неправильно выталкивает из себя ребенка – она лишь выполняла то, что приказывал ей хриплый голос, и только все сильнее сжимала руку человека, которому этот голос принадлежал.

– Держи его, Саня! – услышала она. – Готово – родила!

И боль прекратилась. То есть, может быть, она прекратилась раньше, чем прозвучали эти слова, может, и не прекратилась совсем, а просто уменьшилась, но Рита почувствовала, что боли нет, а вместо нее… То, чем сменилось боль, было больше ее тела, разума, сердца – больше всего, что она до сих пор знала в жизни. Ничего она, оказывается, не знала в своей жизни, самоуверенная дура!

– Господи… – задыхаясь от восторга – нет-нет, это слишком маленькое, слишком приблизительное слово! – всхлипнула она. – Что же это?..

– Почему – что? Девчонку родила, – сказал человек, стоящий у ее изголовья. – Эх, лучше б парня! С вами вон горе одно.

И в ту же секунду, как он это сказал, Рита услышала слабенький скрип. Именно скрип, но не дверей, не снега, а человеческого голоса.

– Это она?! – Рита приподнялась на локтях. – Где она?!

– Погоди, не дергайся, – сказал ее краснолицый акушер. – Сейчас пуповину перережем. Да не трясись ты, Санек! – добавил он, обращаясь уже не к ней, а к тому парнишке, которого Рита увидела первым. Он стоял теперь прямо перед ней, держа в руке ножницы, и вид у него в самом деле был бледный. – Ничего страшного, сам же видишь. Природа, она свое возьмет, главное, не мешать. Режь давай.

– Может, лучше ты, Николай Василич? – жалобно проговорил Санек.

– Не, давай сам, – возразил Николай Василич. – Я-то два раза уже роды принимал, вот так точно, на посту. И ты учись. Мало ли, как жизнь сложится.

– Это что у вас тут творится? – услышала Рита.

И сразу же комнатка наполнилась запахом лекарств, звяканьем инструментов и голосом высокой сердитой женщины в форме «Скорой».

– Руки хоть простерилизовали? – спросила она, подходя к Рите. И скомандовала Саньку: – Ножницы убери. И всё, всё – давайте все отсюда. Мы теперь сами.

Странно, но именно с появлением врача Риту охватила паника.

– Он недоношенный! – со слезами воскликнула она. – Она… девочка… Она на седьмом месяце… Я раньше времени…

– Да вижу, мамаша, вижу, – сказала врач.

– Что видите? – холодея, проговорила Рита.

Прошедший было ужас охватил ее снова. А вдруг ребенок уже умер?!

– Все в порядке. – Врач перерезала пуповину и быстро завернула тихо поскрипывающего ребенка во что-то белое, извлеченное из медицинского чемодана. – Жива твоя девочка, и здоровая будет. В рубашке родилась.

– Она?

– Ты. Могла бы прямо на шоссе родить. А так – повезло тебе. Бога благодари. И милицию. Полицию, то есть.

И все время, пока эта суровая врачиха возилась с нею, пока несли ее на носилках в «Скорую», накрыв одеялом чуть не с головой, и рядом несли сверток с девочкой, Рита, всхлипывая, благодарила всех, кто дал ей испытать страх, отчаяние, боль – и небывалое, невозможное, но теперь уже неотменимое счастье.

Глава 3

Может, и хорошо, что девочку отдали домой только через два месяца.

Во-первых, месяц Рита сама провела в больнице: выяснилось, что экстремальные роды прошли для нее не так уж благополучно, чуть сепсис не начался.

Во-вторых, за тот месяц, когда ее из больницы уже выписали, а ребенка еще нет, Рита успела к нему привыкнуть. Она даже не заметила, когда же сморщенное, красное, неподвижно лежащее в кювезе существо, один вид которого повергал ее в отчаяние, округлилось, посветлело, как-то разгладилось и превратилось в настоящего младенчика, даже именно в девочку – волосики длинные и светлые, ресницы темные, губки бантиком. Глаза только непонятного цвета, ну так они и у Риты такие же.

А в-третьих, ребенка выдали ей как-то обыденно и отдельно, не пришлось наблюдать толпу обалдевших от счастья отцов и прочих родственников и испытывать неловкость оттого, что ее никто не встречает. Впрочем, может, Рита и в любом случае не испытала бы никакой неловкости, не тот у нее был характер.