– Толстый я стал. Не знаю, как похудеть.
Пассажиров в троллейбусе было всего двое, и оба дремали, поэтому разговор водителя с женщиной, стоящей возле открытого окошка кабины, был слышен Марине во всех подробностях.
– Влюбиться тебе надо, – сказала женщина.
– Влюблялся уже, – ответил водитель. – Не помогает.
– Значит, не в ту влюблялся.
Троллейбус подъехал к утренней безлюдной остановке.
– Да я в разных пробовал, – сказал водитель.
Открылись двери.
– Значит, не так влюблялся, – ответила женщина.
Марина услышала это, уже выходя на улицу. Августовское утро было так прекрасно, а разговор так безыскусен, что она улыбнулась. Хотя лично для нее ничего радостного не могло быть ни в прелести этого утра, ни в чужих разговорах о любви.
Мама уже пила кофе, просматривая на айпаде утренние новости. Она всегда вставала рано, даже зимой, а уж летом, говорила, просто преступление спать после рассвета. Когда Марине было тринадцать лет и они отправились в морской круиз, мама каждое утро будила ее в полутьме и вела на палубу смотреть, как солнце встает. Марина канючила, что лучше посмотрит, как оно садится, ну ладно, посмотрит и рассвет, но одного раза достаточно, солнце ведь каждое утро встает одинаково.
Однако на маму Маринино нытье не производило ни малейшего впечатления.
– Солнце каждое утро встает по-разному, – безмятежым тоном отвечала она. – И воздух каждое утро новый, и волны. Ты должна это видеть. Чехов прав: кто видел Индийский океан, тому будет что вспоминать всю остальную жизнь во время бессонницы.
Маринины доводы о том, что у нее нет бессонницы и что они же не в Индийском океане, а в Средиземном море, мама пропускала мимо ушей.
Маме всегда нравилась изменчивость мира, его новизна, и с возрастом это качество не ослабело в ней. Пожалуйста – новости на айпаде читает, киндл купила, на Фейсбуке общается. Но что-то остается в ней неизменным, и это неуловимое «что-то» напоминает о себе повседневными знаками, и привычка к раннему пробуждению – из их числа.
– Доброе утро, – сказала мама, увидев Марину на пороге кухни. – Что-нибудь случилось?
– Ничего особенного. – Марина была уверена, что ее голос звучит так же спокойно, как и мамин. – Поживу дня два у вас, ладно? У меня краской пахнет.
Ремонт, который Марина еще весной затеяла у себя в квартире, двигался очень неспешно, но теперь наконец дотащился до завершающей стадии.
– А в Мамонтовке что? – Мама встряхнула стеклянную миску с разноцветными кофейными капсулами и спросила: – Какую тебе?
– Розовую, – ответила Марина. – Нет, лучше покрепче – коричневую. – И добавила: – А в Мамонтовке ничего не получилось.
Мама вставила капсулу в машинку, кофе, благоухая, полился в чашку.
– Опять не получилось, – уточнила Марина. – Почему, как думаешь?
– Потому что новый твой мужчина оказался такой же, как всегда.
– Откуда ты знаешь?
– Ну а почему еще?
– Например, потому что я такая же, как всегда.
– Это настолько очевидно, что вообще не требует размышлений.
– А что тогда требует? – вздохнула Марина.
– То, что ты раз за разом пытаешься приладиться к одинаковым мужчинам. Наступаешь на них, как на грабли. Это странно.
– Что странного? – пожала плечами Марина. – Ну да, мне нравится определенный мужской тип.
– Сомнительный тип, – заметила мама. – И почему тебе нравится именно он?
Марина не ответила. Не было у нее ответа.
– О чем пишут? – спросила она, кивнув на мамин айпад.
Спросила вообще-то машинально. Через три часа после того, как вдребезги разбились твои надежды на устройство личной жизни, и это еще очень мягко говоря, – было бы удивительно, если бы тебя интересовало что-нибудь кроме этого.
– О будущих кокусах в Айове, – ответила мама.
– Кокусы – это кто? – не поняла Марина.
– Не кто, а что – праймериз. В США началась президентская кампания, – объяснила та.
– Мама, ты счастливый человек!
Марина засмеялась и, допив кофе, ушла в ванную. Ей в самом деле стало как-то повеселее. Кокусы в Айове!.. Сколько жизни надо иметь в себе, чтобы в пятьдесят два года так интересоваться жизнью вне себя!
Марина приехала из Мамонтовки с одной сумкой, в которую сложила всю одежду без разбора. Она отнесла сумку в ванную, выгрузила ее содержимое в стиральную машину и села на пол, глядя, как крутятся в пене за стеклом легкие юбочки и сарафанчики – навязчивые доказательства того, как легко, беззаботно и весело можно было бы жить с ней, с такой яркой, светлой и беспечной. Даже куртки теплой у нее с собой не было. И не понадобилась ей куртка ни разу за все это лето, солнечное и ясное.
