Лучи из пепла - [95]

Каким бы Итиро ни был усталым, он черпал силы, глядя на маленькую «дарума». «Дарума» — это покрытая красным лаком кукла, наподобие ваньки-встаньки; ее можно часто увидеть в японских домах. Летом 1955 года, участвуя в большой кампании по сбору подписей против испытаний атомного оружия, Итиро познакомился с знаменитыми японскими борцами «сумо», выступавшими в то время в Хиросиме. Однажды он явился за кулисы, чтобы получить от «сумо» подписи. «Звезда» труппы борцов гигант и добряк Тотинисики подарил Кавамото ваньку-встаньку и согласно японскому обычаю написал на правом глазу куклы несколько слов, выражавших его самое сильное желание. Надпись гласила: «Пусть наконец наступит мир!»

О «дарума» в Японии существует поговорка: «Нана — короби-я-оки» («Даже если ты упадешь семь раз, то и на восьмой встанешь!»).

— Правда, теперь у меня нет ваньки-встаньки, — рассказывал мне Кавамото, — кто-то из ребят все же выклянчил ее у меня. Но эта игрушка и по сей день служит мне примером. Я поклялся себе: что бы ни случилось со мной, сколько бы раз меня ни сшибали с ног, я все равно вскочу опять.

4

Время от времени кто-либо из жертв атомной бомбы — старых знакомых, а то и подопечных Итиро и Токиэ — умирал от последствий лучевой болезни. Таких случаев становилось все больше, хотя со дня «пикадона» прошло уже много лет. И каждый раз Токиэ и Итиро казалось, что от них ушел близкий человек. Но ни одна смерть не потрясла их так сильно, как смерть Садако Сасаки — двенадцатилетней девочки, которую Кавамото знал уже очень давно, так как маленькая парикмахерская ее отца находилась рядом с домом «Союза христианских молодых людей» и Итиро встречал девочку чуть ли не каждый день. За несколько месяцев до своей внезапной болезни она также стала членом этого союза и приняла участие в велосипедной эстафете по маршруту Токио — Хиросима.

Японское поверье гласит, что, если человек, находящийся при смерти, вырежет из бумаги тысячу журавлей, он избегнет опасности. Когда состояние Садако резко ухудшилось, она храбро взялась за работу и вскоре над ее больничной кроватью появилось что-то вроде балдахина из тонких шнурков, на которых покачивались маленькие бумажные журавлики. Но, когда больная принялась за шестисотого журавля, силы начали покидать ее. На шестьсот сорок четвертом журавле девочке пришлось прервать свою работу. Ее последние слова были: «Папа и мама, прошу вас, не плачьте!»

Смерть Садако произвела на хиросимцев особенно сильное впечатление еще и потому, что за день до этого, 24 октября 1955 года, от той же болезни скончался другой «атомный ребенок» — пятнадцатилетний мальчик Норие Хирота. Уже тот факт, что взрослые до сих пор страдали от последствий атомной бомбардировки, был достаточно ужасен. А теперь еще оказалось, что и дети, которым в конце войны едва исполнилось несколько лет или даже несколько месяцев, должны расплачиваться за вину предшествующего поколения — поколения своих родителей, участвовавшего в мировой войне. Разве это не было вершиной несправедливости?

После смерти маленькой приятельницы Садако Сасаки Кавамото пришла в голову мысль поставить в Хиросиме на деньги молодежи особый памятник — памятник детям, павшим жертвами атомной бомбы, и тем самым вновь воззвать к совести родителей во всем мире. Эта идея почти сразу же вызвала в Японии широкую поддержку. Школьники и школьницы во всей стране жертвовали по нескольку иен из своих карманных денег. Вскоре была собрана весьма значительная сумма.

Впрочем, руководство этой компанией сразу же перешло из рук Кавамото в руки школьных учителей. Но Кавамото не испытывал никакой горечи: он безропотно продолжал участвовать в основанном им самим движении в роли добровольного помощника. Впоследствии это движение, получившее название «Тысячи журавлей», переросло свои первоначальные рамки и превратилось во внепартийное юношеское движение борьбы за мир.

И все же имена Итиро и Токиэ стали за это время известными не только узкому кругу людей, переживших атомный взрыв, но и многим тысячам японских граждан. Результаты этого не замедлили сказаться. В один прекрасный день в ветхий барак неподалеку от Атомного купола (памятника жертвам «пикадона»), где с недавнего времени жили Кавамото и его подруга, явился весьма странный посетитель.

«В начале марта или в конце февраля 1956 года, — вспоминает Кавамото, — к нам пришел совершенно незнакомый человек, не предупредив о своем визите заранее. Скоро я заметил, что он знал многих наших друзей. Незнакомцу было лет тридцать пять, это был приземистый человек с большими круглыми глазами и темным цветом кожи. «Асагуро-си» («темнокожий господин»), как мы с Токиэ его прозвали, держался чрезвычайно вежливо, даже льстиво, он всячески пытался доказать, что питает к нам самые дружеские чувства.

Наконец я спросил его в упор:

— Что вам, собственно говоря, от нас нужно?

— Мне хотелось бы узнать, что представляет собой движение за мир…

— Кто вы такой? И кто вас к нам послал?

В ответ незнакомец назвал какое-то имя и еще раз заверил, что хочет стать нашим другом. Уходя, он оставил нам подарок — пакетик конфет.