Ловцы снов - [6]

…А я так ничего и не понимаю до конца. Только до этого момента почему-то не обращал внимания.

Усопшие… Уснувшие… Сны…

Я понятия не имею, чьей больной фантазией умершие были опущены до банальных «сновидений», но размышлять о них именно этим словом кажется легче. Еще легче, чем вообще не думать. Может, на это был сделан расчёт в выборе терминологии? На таких прожженных упрямцев, как я?..

— Скажи, Гер, то, что происходит со Снами после, хоть немного похоже на настоящую жизнь? Смысл тогда всего этого, если да?

Прерывая возобновившийся непринужденный щебет о каких-то особо важных новостях, Герда неестественно замирает, останавливаясь в шаге от стола, и, накручивая завиток волос на палец, отстраненно прикусывает уголок губы. Она не любит эту тему. Инструктаж — не для нее. Герде нужны графики, карты, схемы и столбчатые диаграммы, в которые она окунется как в собственную стихию. Именно поэтому она сначала была недовольна, когда Лунный навесил на нее мое обучение.

— Нет, — задумчивый голос, как россыпь снежинок в безветренном пространстве. Танцуют в воздухе, плавно оседая на стол блестящими гранями. — Но именно это является ключевым моментом. Помнишь теорию перерождений? Закон Чистоты и Права?.. А они этого и не знают. И не понимают ничего, верно? Вот для этого и нужны мы.

Она говорит «мы», хотя в нашей деятельности нет ничего общего. Абсолютно. Но Гера всегда так говорит. И это греет мне душу.

— А такие радикальные меры? — я жду ответного вопроса, но она ничего не спрашивает, будто интуитивно понимая, о чем я.

— Не мы решаем… Ты сообщил? — проницательность высшего уровня вместо ожидаемого сочувствия. Я виновато молчу, уперев взгляд в подтянутые на диванчик колени.

— Сообщи ты, Гер. Прошу…

— …Ладно.

Не знаю, что она услышала в моем голосе, но сейчас мне определенно не очень хорошо, чтобы разговаривать об этом. Деловито-обреченным жестом она вытаскивает из кармана мобильник и идет в другую комнату, по дороге бросая мне, все еще неподвижно пялящемуся в нетронутую кружку чая:

— Все будет в порядке, Антон. Наладится.

Когда она исчезает в коридоре, я все еще сижу, перекатывая слова на языке.

Нормально… Хорошо… Все будет хорошо, я попытаюсь это устроить.

Меня зовут Антон Крайности, и я — Ловец Снов…

ЧАСТЬ ВТОРАЯ «The last night» Дина, незнакомка

Есть вещи, делать которые в самый последний момент — все равно что совершать преступление. И выбор подарков на Новый год для близких вполне относится к этому списку…

Я не помню — и уже, наверное, не вспомню никогда, потому что тот вечер выбил из меня напрочь все пустые мысли, — с чем я завертелась в последние дни (ладно, недели) перед праздником, вспомнив о нем лишь вечером двадцать пятого числа, и схватилась было за голову, ругая свою забывчивость. Одарить, кроме семьи — весьма обширной, между прочим, — предстояло еще и таких же немалочисленных друзей, причем подарок хотелось купить не а бы какой, а тот, который бы точно понравился. Собрав наконец мысли в кучу, я попыталась рассудить здраво, подсунув тщательно составленный «опросник» всем предполагаемым «жертвам» моей щедрости, чтобы потом, не ломая многострадальную голову лишними раздумьями, оправиться в увлекательное турне по праздничным магазинным рядам.

Вот и «доотправлялась»…

* * *

Если меня спросят, люблю ли я свой город, то я без сомнений отвечу «да», даже не поинтересовавшись, почему был задан вопрос…

Ночные улицы казались похожими на россыпь сверкающих звездных бриллиантов, затканных влажной облачной ватой. Снег частой рябью мельтешил в свете разноцветных огней, опадая на мощеные тротуары подтаявшими кляксами — еще пару дней назад он выпал внезапно и разом, в одночасье укрыв весь город чистым одеялом, а теперь подмок и осел, хотя, действительно, это его нисколько не портило.

Торжественная площадь перед Дворцом Культуры расходилась по сторонам освещенными, сияющими в огнях переулками, похожими на тянущиеся по бокам тонкие лучики, и, окруженная проездами и центральной дорогой, медленно перетекала к набережной, просматриваемая со всех ракурсов. Будто качаясь на краю.

А в стороне, под светом топорщившихся на мосту усиков-фонарей, укрывался сугробами застывший на зиму пустынный парк, окаймлявший вытянувшееся полосой спящее водохранилище, сливающимся вдали с небом — синим, фиолетовым и красным, в облаках, пропитавшихся рубинами. И вокруг, везде, куда хватало взгляда, — только снег-снег-снег. Клочками, обрывками, сугробами, снежинками, кляксами, кучками и разводами.

Искрящийся. Серебристый и серый, мелькающий в сиянии фонарей, точно плотное вязание шерстяного платка, укрывающего плечи. Сыплющийся фонтаном мягких брызг, блестящий резными гранями.

Снег влажными ватными шариками оседал на куртку, оставляя на ткани мелкие расползающиеся набухающие капли. Быстро мелькающие в луче фонарного света хлопья сливались танцующим радостным вихрем, вовлекая в свою кружащую карусель и завораживая, а подтаявшие сугробы вдоль дороги и перил моста казались большими комками сырого липкого теста, покрытого корочкой.

Снег есть самое прекрасное, что только можно придумать в мире. А когда он укрывает шапкой наши сказочные, маленькие, будто декоративные и игрушечные разноцветные дома, то становится по-настоящему волшебно и сказочно…