— Не мешают… Но можешь на грудь… И можешь помолиться своему Богу, Ольга…
Она кивнула, подняла руки, перекинула волосы с плеч на грудь… Как черную тучу над белым снегом…
«Отче наш небесный! Да святится имя Твое, да приидет царствие Твое, да будет воля Твоя, яко на небеси и на земли…» — молилась она, глядя на жертвенный камень, на сына, и когда, прошептав «аминь», перекрестилась, Тит ударил сверху вниз с мгновенным, молниеносным взмахом, которому всю жизнь учился, чтобы пополам рассекать врага, и Милава отделилась от Ольги, и вся кровь, которая была в обеих, вылилась на жертвенный камень….
Даже тишина. казалось, стихла — и минуту стояла, острая, как лезвие меча.
«А-а-а!..» — рассек ее надвое захлебывающийся крик Николая, и одним духом:
«Ух-ух…!» — выдохнула гора, а Тит, бросив меч, схватил дитя, прижал к груди и красной тенью в белом бежал от капища вниз до часовни сквозь толпу, в которой кто в страхе от него отступал, а кто на колени вставал — то ли перед отцом, то ли перед сыном, окрещенным в материнской крови.
Июнь 2014 года, Крево — июль 2015 года, Минск
С белорусского. Перевод Нины Дебольской
1 Курсивом – цитата из Вацлава Ластовского – белорусского писателя, историка, филолога.
