Ломая печати - [45]

23 сентября. Мы грузимся. Приехали еще добровольцы-словаки. Синие пиджаки, белоснежные рубашки, серые брюки. С местных фабрик Бати. А после них еще трое словаков, они учились в католическом миссионерском семинаре Сакре-Кёр. Нас уже около тридцати человек. И стало ясно: чехословацкое движение Сопротивления за границей возникло. Старое торговое судно «Djeunne», кажется, вот-вот развалится. Мы располагаемся в самом нижнем трюме. Какая-то рухлядь, грязь, слепые лампочки. Ночью мы не уснули. Крысы! Война — не праздник, это точно. Мы плывем в составе каравана. Вокруг английские военные корабли. Хайфа, Тель-Авив, Александрия. Остаток ночи после бодрствования досыпаю на груде корабельных канатов. Вдруг тревога: срочно надеть спасательные пояса. Англичане маневрируют. У офицеров в руках бинокли. Что-то бороздит гладь воды. Перископ! Немецкие подводные лодки! Тревоги иногда длятся по нескольку часов. Нас вызывают на медицинский осмотр. Инъекции! Протест, мол, нам уже кололи что-то в Бейруте, не помогает. Снова тревога. Снова нары с крысами. Некоторые отправляются в изолятор. Снова тревога. Мы на ногах, после инъекции — как огурчики. Кому не хватает места на канатах, может поспать на спасательном поясе. Опять тревога. Подводные лодки не унимаются. Вдали Понтеллерия, Балеары. Но уже без всякой романтики. Бодрствование в компании крыс, сон урывками и тревоги лишили нас этого ощущения. Наконец мы дождались — Марсель! От радости хочется петь.

3 октября. Взволнованные и счастливые, мы вступаем на французскую землю. С нами никто не поздоровался, не подал руки, нас отводят в казармы. За нами закрываются ворота. Можно оглядеться. Это в самом деле казармы? Многозначительная надпись Legio — patria nostra, нацарапанные на каменных стенах вздохи наших предшественников заронили в нас сомнения. А уже щелкают команды, резкие, словно удар хлыста. Сойти вниз, во двор крепости! Он полон. Нас разглядывают личности в какой-то странной форме. С нескрываемым злорадством. Холодные взгляды. Кровь стынет в жилах. Неужели был прав капитан «Грона»? Все говорят по-немецки! Оскорбляют нас, насмехаются над нами. Чехословаки? Вы бежали от Гитлера? Мы вам еще покажем! Так-то встречает нас Франция, о которой мы мечтали? В лице этого пруссака, который, широко расставив ноги, победоносно мерит нас насмешливым, презрительным взглядом? А мы стоим перед ним униженные. Мы, горстка жертв жестокой игры, мы, которые добровольно пришли помогать Франции. Ждем полчаса, час, терпим оскорбления немцев. С нами ничего не делают, мы просто стоим. Молча, взглядами сговариваемся. Нет, мы так легко не сдадимся. Если они не прекратят, мы им покажем, этим мерзавцам. Трое из нас выходят вперед. Делегация. Мы говорим от имени всех. Добиваемся, чтоб нас принял начальник. Нас уводят. Это же нелепая, жестокая ошибка, говорим мы. Возвращаемся спустя добрый час. А потом еще час ожидания, пока не появилась пара — французский офицер и штатский. Чехословацкий консул в Марселе. Сержанту-пруссаку приказывают отпустить нас. Значит, мы не солдаты иностранного легиона! Мы выходим из форта Сен-Жан и идем на вокзал. Но во рту и в душе остается горький, терпкий привкус этих первых минут. И он никогда не забудется. Ах, чарующая Франция!

4 октября. Начало военной жизни. Агде. Порт в ста километрах от Испании. Лагерь, колючая проволока, деревянные бараки, скалистые утесы. Меня зачисляют в пулеметную роту. Я не жалуюсь. Служба изнуряющая, но это уже не бесконечные отупляющие «ложись» и «встать» в горниле бейрутского песка.

24 октября. Сотнями каждый день прибывают новые добровольцы. Большей частью рабочие. Словаки. Во Франции они оказались в поисках работы. Они приносят в лагерь революционный дух. По вечерам мы сидим на утесах. Вспоминаем родину. Как там сейчас? Что поделывают наши? Прикидываем — каких наказаний заслуживают изменники и коллаборационисты. Анализируем ситуацию в мире. Мысленно чертим карту послевоенной Европы. Освобожденная родина занимает в ней свое законное место. И республика у нас получается иная, не то что та, первая. Более справедливая, социалистическая.

1 ноября. Школа сержантов. Сразу после окончания — экзамены в школу офицеров запаса. Очень строгие. В целом на уровне признания французами чехословацкого аттестата зрелости.

15 декабря. Снова переезд. В Камп д’Овур у Ла-Манша. В школе около 1600 французов. Двадцать чехословаков, несколько поляков. За шесть месяцев из нас должны приготовить офицеров, которых в мирное время готовят год и больше. Походы в полном походном снаряжении. Теория тактики. Боевая стрельба из пехотного оружия. Тяжелые переходы через Сарте и Луару. Тяжело в учении, легко в бою.

30 апреля 1940 г. Я офицер. Возвращаюсь в Агде со звездочкой младшего лейтенанта. Мы еще больше разрослись — нас уже два полка. Меня зачисляют в 1-й батальон 1-го полка. Мой командир — майор Бартошек, вечный солдат, авантюрист. Он еще не был в Чехословакии после первой мировой. Участвовал, говорят, во всех войнах, которые с тех пор вспыхивали в Южной Америке, Марокко, Сирии, Китае, Абиссинии и Испании. Моя должность: офицер связи. Главная обязанность: обеспечивать связь между французским и чехословацким командованием, переводить при переговорах, построениях, принимать участие в инструктаже при обучении обращению с французским оружием.