Логика кошмара - [15]

Как вспоминает Н.Берберова, в “Петроградской правде” каждое утро Зиновьев писал: “Я объявляю”, “Я приказываю”, “Я запрещаю”, “Я буду карать безжалостно”, “Я не потерплю”… и за этим чувствовался чудовищный аппарат неимоверной силы, который был у него в руках и которым он владел, не давая ни себе, ни другим ни минуты покоя” (Железная женщина. Нью-Йорк, 1982, с.124).

Н.Берберова предполагает, что Зиновьев, как ближайший человек к Ленину, не терпел мысли о возможности Горького занять его место в сердце великого человека, поэтому старался вредить Горькому где мог и как мог. Арестованным, за которых хлопотал Горький, нередко грозила худшая участь, чем если бы он за них не хлопотал. Продовольствие, топливо и одежда, которые Горький с величайшим трудом добывал для ученых, писателей, художников, перехватывались по распоряжению Зиновьева и распределялись неизвестно по каким учреждениям. Дерзость Зиновьева доходила до того, что его агенты перлюстрировали горьковскую переписку, в том числе письма самого Ленина, а в 1920 году Зиновьев устроил в густо и пестро населенной квартире Горького повальный обыск (цит. соч., с.128, 130).

Горький ото всех этих зиновьевских забав уехал в эмиграцию, но и сам был хорош. Ведь это он облаял в Несвоевременных мыслях” русского человека, назвав его зверем, пакостно-трусливым при всей своей жестокости. Эти слова были явно сказаны не по адресу, но зато они могут быть с полным правом отнесены к отнюдь не русскому человеку – Зиновьеву, совершенно беспощадную характеристику которому дал его соплеменник и соратник Троцкий: “Свердлов говорил мне: “Зиновьев – это паника”. А Свердлов знал людей, И действительно: в благоприятные периоды, когда по выражению Ленина нечего было бояться”, Зиновьев очень легко взбирался на седьмое небо. Когда же дела шли плохо, Зиновьев ложился обычно на диван, не в метафорическом, а в подлинном смысле, и вздыхал. Начиная с 1917 года я мог убедиться, что средних настроений Зиновьев не знал: либо седьмое небо, либо диван” (Моя жизнь, т.II, с.158). Приехав в Петроград во время наступления Юденича, Троцкий застал Зиновьева “на диване” и, сам, будучи чеком не робкого десятка, не дал Зиновьеву обратиться в паническое бегство, как здесь же, под Петроградом, Троцкий однажды, вскочив на лошадь, остановил отступающих красноармейцев. И тот же Зиновьев, когда его потащили в 1936 году на расстрел, визжал, как свинья: “Позвоните Сталину!”, а увидев, что на Сталина надежды нет, воззвал к высшей инстанции, к своему еврейскому богу: “Шема Исраэл: Адонай Элохейну, Адонай Эхад!”.

Но возмездие пришло потом, а в начале 20-х годов Зиновьев раздувался от гордыни, возглавляя Коминтерн и Петроградский Совет. Отметим для себя, что в 1921- 1922 годах из пяти членов Политбюро трое были евреи – это для иллюстрации к рассуждениям на тему о “русской революции”. Если мы добавим к этому, что в ЦК 1921 году сохранялась прежняя пропорция, то есть около половины инородцев, а комсомол возглавляли сначала Оскар Ривкин, а потом Лазарь Шацкин, то мы буде иметь достаточно ясное представление о том, в чьих руках находилась власть в те времена. Но недолгим было торжество этих временщиков. Как сказано в Коране “Пусть же они наслаждаются, потом они узнают”. Потом они узнали.

ШИФРОВАННОЕ ЗАВЕЩАНИЕ ЛЕНИНА

Новый, молодой секретариат ЦК, образованный 1921 году, не обладал, однако, достаточным авторитетом в партии. Ощущалась необходимость поставить во глав его более крупную личность. И поскольку функции Оргбюро и секретариата пересекались, поневоле напрашивалась кандидатура Сталина, и в апреле 1922 года Сталин был назначен на новый для себя и для партии пост Генерального секретаря ЦК. Он оставил в секретариат только Молотова, двое других ушли, а взамен их пришли Куйбышев и вернувшийся в ЦК прощенный Андреев. Оба они были механически введены также в Оргбюро.

Теперь доискиваются, по чьей рекомендации Сталин был сделан Генеральным секретарем. Троцкий уверяет, что инициатива выдвижения принадлежала Зиновьеву, который “на буксире тянул за собой своего будущего палача” (Сталин, т.II, с.188, 189), но версия Троцкого не соответствует действительности и объясняется, по-видимому, крайне неприязненным отношением Троцкого к Зиновьеву. На самом деле особенно настойчиво предлагал кандидатуру Сталина Каменев (Р.Медведев. Каменев. “ЛГ”, 3 мая 1989 года), и в свете давних связей между ними это вполне понятно. Но следует по вторить, что назначение Сталина было вполне логичным, а его собственный политический вес достаточно большим, так что в “выдвижении” он не нуждался. В поддержке – другое дело, но только на уровне блока равных. И уж совсем непонятно, откуда пошла гулять версия, будто другим кандидатом на пост Генерального секретаря был упомянутый ранее И.Н.Смирнов. Х съезд понизил этого троцкиста в кандидаты в члены ЦК, ХI съезд вновь вернул в ЦК, но кто и за какие заслуги мог продвигать в генсеки эту фигуру гораздо более легкой “весовой категории” (в политическом смысле) по сравнению со Сталиным? Такое предположение выглядело бы тогда совершенно фантастическим.