Литургические заметки - [47]

Или так называемое «пастырство». Был в евангельские времена этот образ из пастушеского быта, который однажды, согласно Евангелию по Иоанну, применил к Себе Христос — «Пастырь Добрый». А теперь каждый священник называет себя «пастырем»; а нас, простых смертных, неловко ему называть овцами, так он называет нас «пасомыми». И это произносится совершенно серьезно! Когда подумаешь обо всем этом грузе нелепых обычаев и идейных заблуждений, которыми обременена церковность, то является и такое соображение: если суждено ей обновляться и возрождаться, то не лучше ли начинать это с нуля, с чистого пустого места? Пусть сначала отомрет то, чему не нужно бы никогда возрождаться. Однажды я держал в руках церковный календарь, изданный в Риге во времена оккупации. Видимо, решили там возрождать православие. Что же они напечатали? «Сретение — зима с летом встретились. Память ап. Луки — время выносить лук на гряды. Воздвижение — хлеб с поля двинулся...» И т. п. Эту чепуху из крестьянского быта мы называли религией. Теперь от нее остались в деревне еще обязательное пьянство в бывшие церковные праздники. Пусть это поскорее умрет навсегда...». Из письма, 1964

Когда прерывается традиция, то очень важно уберечь ценности непреходящего значения. При выполнении этой задачи бывает, что консерваторы должны стать модернистами.

По Требнику чин Погребения начинается не в храме, а в доме. Сначала служится лития, а затем начинается отпевание. «И начинаем пети: СВЯТЫЙ БОЖЕ... со страхом и всяким умилением. И вземше мощи усопшаго, отходим в храм, предъидущим священником со свещами, диакону с кадильницею...» Процессия приходит в храм, и здесь продолжается отпевание, после которого снова процессия — на кладбище. Раньше у нас священник так и ходил всюду за гробом, и это наемное участие в уличных шествиях, иногда очень далеких и продолжительных, надо признать, унижало священника. Если обычай похоронных процессий будет где-нибудь восстановлен, то священник должен быть от них освобожден. «Святый Боже» в процессии может и без священника петь народ; можно чередовать это пение с оркестром; можно петь это и под сопровождение оркестра (попробовали бы так сделать)... В больших городах похоронные процессии ныне уже немыслимы, но и здесь возможно воссоздать настроение торжественного шествия хотя бы у дверей храма — встретить и проводить покойника траурным пением. «Святый Боже...» В этих словах и музыке — вся наша боль и вся наша надежда. Напрасно мы сами отказываемся от исполнения этого столь значительного элемента в чине Погребения.

Каждение положено по Требнику и в чине Крещения, и в чине Венчания. X. рассказывал, как в деревне (вероятно, дореволюционной) батюшка грозился, что если ему не обещают положенную плату — то в наказание устроит он, ко всеобщему ужасу, свадьбу с кадилом... Кадило стало у нас специфическим признаком службы заупокойной. Как и многое другое в нашем церковном Богослужении, каждение испорчено неумеренным повторением, когда священник, что называется, из рук не выпускает кадила. И самый жест «махания» кадилом у нас должен быть пересмотрен.

Архиерейская служба

15.Х1.1843... Давно не видал я архиерейской службы. Первое впечатление поразительно: в ней род какого-то драматического величия. Потом становится монотонно. Особенно утомляют бесконечные ектении. О рабская Византия! Ты сообщила нам религию невольников. Проклятье на тебя всамделе, все, что есть самого великого в христианстве, того нет в этом позолоченном храме форм, которые деспоты придумали, чтобы самой молитве преградить путь к Богу. Везде они — и они. Нет народа, нет идеи, всеобщего равенства! Иерархия подавляющая, пышность ослепительная, чтобы отвести глаза, отуманить умы, — все, кроме христианской простоты и человечности.

Дневник А. В. Никитенко[28].

64

Интеллигентные христиане с грустью признавались мне, что не узнают преемника апостолов в литургической фигуре русского епископа. Эти бесчисленные жесты благословений, расточаемых архиереем по всякому пустячному поводу, непрестанное целование у него рук, поклоны, беготня с омофором, светильниками, рипидами, орлецами, — вся эта раболепная суматоха вокруг епископа искажает самую сущность церковного Богослужения, превращая его в форменный «культ личности», в служение «владыке». Из духовенства никто не молится, все боятся — как бы не ошибиться в церемониях. Святитель и сам находится в плену у сущих пустяков этого ритуала человекослужения.

На иконы Спасителя, Божией Матери, угодников кадят трижды, а архиерею — трижды по трижды. На первые три каждения он отвечает благословением одной рукой, но ему продолжают кадить; на вторые три каждения он еще раз благословляет двумя руками, как бы запрещая этим жестом надоевшее каждение. В этом и других подобных моментах, которыми изобилует архиерейская служба, нет никакой литургической красоты — напротив, в них присутствуют разрушительные элементы смешного. Что-то произошло со всеми нами, уже вышли мы из того возраста, когда эти церемонии могли кому-нибудь нравиться. Сегодня они не воодушевляют нас в храме — напротив, они унижают святителя.