Литургические заметки - [49]
Недавно я имел счастье держать в руках и просматривать греческие богослужебные рукописи X— XIV веков, на пергаменте. Там тоже везде это чувство меры, подтянутость, нет этого благочестивого расползания. Вот одна деталь. В молитве «Спаси Боже люди Твоя» и «Владыко Многомилостиве» я нигде не встречал больше трех имен: 1) Приснодевы Марии, 2) Предтечи Иоанна (деисис), 3) или св. дня или св. храма — и все. Если есть упоминание об апостолах или о преподобных и Богоносных отцах, то уж без всяких имен, и далее: «И всех Твоих святых». А у нас сейчас...»
«...Мне понятна глубокая справедливость ваших замечаний об оскудении чувства красоты в церковной среде. В частности, мне показалась особенно меткой ваша критика внешнего облика прежнего и нового духовенства. И все это так грустно, так грустно!.. Я хотел бы заметить, что многое в указанных вами моментах объясняется отсутствием у нас истинной церковности, то есть свободного и широкого общения. Уродливые крестовины на кладбищах, пошлые напевы, фокус с волосами и одеянием священников, фальшивые титулы и стекляшки, — эти и многие другие некрасивые и порочные явления, я думаю, скоро исчезли бы в условиях истинной церковности, в результате открытого обсуждения, просвещенной критики, иерархического воздействия...
...Вы полагаете, что единственно правильный путь — это возвращение назад, по-видимому, к эпохе поздней Византии. Не смея вступать в неравный спор, я хотел все же заметить, что именно из Византии получили мы в наследство наше явно чрезмерное молитвенное многословие. В Византии Евхаристия закрыта была от народа, и никакого чувства меры не видно в том, что главная часть литургии у нас скомкана, а третьестепенные расширены. И культ деспота-архиерея мы получили из Византии... Правда, оттуда же мы получили и непревзойденные образцы христианской поэзии. Наше литургическое наследие можно наглядно изобразить как кладовую, где драгоценные иконы мирового значения сохраняются и не различаются среди бездарных стилизаций. Хотелось бы в первую очередь на этих драгоценностях сосредоточиться, их обновить в художественном исполнении, а все остальное сократить, в частности, совсем упразднить всякое наше дьяческое чтение. Библейские псалмы, вернее, их избранные, только избранные стихи и отрывки, конечно, заслуживают исполнения в пении. А если в пении, то почему бы также и не во струнах и органе?... Но нельзя предусмотреть все будущие пути развития церковного искусства. Так или иначе, поиски ли новых форм, реставрация ли древностей — ни то, ни другое в наших условиях практически невозможно. Пока не будет восстановлена истинная церковность, конечно, не может быть и речи о возрождении церковной культуры.
Тем не менее мы можем и должны хотя бы в одиноких размышлениях в частной переписке духовно готовиться к будущему возрождению церковного Христианства. В этом плане разрешите обратиться к вам с вопросами большого принципиального значения.
1. Понятны трудности, с которыми связано современное истолкование предания о Вознесении Господнем. Тем более удивительно, что совсем недавно Римская церковь приняла новый догмат о Вознесении Божией Матери. Интересно знать — как это формулировано и комментировано, и не поможет ли это и нам в истолковании предания о Вознесении Господнем.
2. Не стану входить в подробности, передаю общее впечатление от наших церковных служб на Успение Пресвятыя Богородицы. Мне представляется, что самые древние песнопения основной службы Успения, равно как и уставное «Слово» св. Андрея Критского, ничего не говорят о телесном Вознесении. Но вся позднейшая служба, т. е. чин Погребения, представляющий переложение службы Великой Субботы, прямо говорит о Воскресении и Вознесении Богоматери. В основу этой службы положено известное предание: апостол Фома прилетает с трехдневным опозданием, просит открыть гроб — но тело Богоматери исчезло... Это и называется Воскресением:
Пояс — какая-то подробность предания, доказывающая Воскресение. Сразу сделаю вам чистосердечное признание: предание это представляется мне очень сомнительным, а чин Погребения — совершенно недостойным сочинительством. Не имея возможности основательно проверить это непосредственное впечатление, я только всегда всячески уклонялся от участия в чине Погребения Божией Матери. И в этом предании, и в этой службе я чувствую нечто унизительное для нашей святыни.
Какова же действительная древность и надежность упомянутого предания? Когда составлена служба? Не было ли в церковной литературе дискуссии о подлинности предания, о ценности службы?..»
«...Мне очень близки ваши мысли относительно чина Погребения Богородицы. Я всегда считал и считаю, что этого чина не следовало бы вводить в обиход. Мне представляется совершенно непонятным благожелательное отношение к этому чину митрополита Филарета Дроздова, который сам переводил его с греческого языка. Чин этот первоначально предназначался для Успенского богослужения в Гефсимании и как будто имел служить средством противодействия влияниям тамошних католических богослужений на православных богомольцев. Чин этот всем своим тоном и духом резко отличается от уставного Богослужения, положенного на день Успения Пресвятыя Богородицы. Самую мысль приспособления к празднику Успения песнопений Великой Пятницы и Великой Субботы считаю порочной и недопустимой; а новые песнопения — непригодными по содержанию и бездарными по форме. У меня нет под рукой этого чина. Но чего стоит хотя бы такое обращение: «Увы, мне, сладчайшая Мариам!» Оказывается, в единственном числе говорит здесь о себе... «лик апостольский». А сколько там нюансов сомнительных даже с догматической точки зрения! Кстати, известно ли вам, что один ныне здравствующий архиерей составил чин Погребения архиерейского с «Непорочными», похожими на великосубботние. Там имеются, например, такие слова: «Архиерею, како умиравши!»
