Литературные портреты: В поисках прекрасного - [216]

Почему угроза? Потому что этот человек, который говорит затаенную правду, опасен. Он рискует пробудить в человечестве сознание своей бесчувственности. Мерсо чужак, он не играет в игры, в которые играют все, и он раздражается еще больше и повторяет: «Я такой же, как все», – что верно для его чувств, но не для его слов. Однако люди ценятся по их словам. «Прокурор говорил, что, сказать по правде, у меня нет души, нет ничего человеческого, и никакие моральные принципы, которые охраняют сердце человека, мне не присущи». Общество, базирующееся на привычной лжи, отвергает этого «чужака», который не в их рядах, который не хочет быть в их рядах. Мерсо приговорен к смерти.

И тогда происходит резкая перемена. Зажатый в стенах абсурда человек, который должен умереть, чаще всего цепляется за надежду: избежать машины правосудия побегом или помилованием. Но Мерсо – воплощение человека абсурда, для которого неприемлемы ни побег, ни обжалование судебного решения. Тюремный священник говорит ему о вечной жизни. Мерсо отвечает, что не верит в Бога. «У вас слепое сердце, – говорит ему священник, – я буду молиться за вас». И вдруг у Мерсо что-то словно обрывается внутри. «Я схватил его за ворот сутаны, я выплеснул на него все, что накопилось в глубине моего сердца, и тряс его с радостью, смешанной с гневом… Когда он ушел, я успокоился… Словно этот необузданный гнев освободил меня от зла, лишил надежды, и в эту ночь, полную огоньков и звезд, я впервые открыл свою душу равнодушной нежности мира».

Таким образом, Мерсо – скорее демонстрационная модель, чем персонаж романа, – завершает идею «Мифа о Сизифе». Он – человек – раб повседневного ада, бездумно катящий свой камень. Потом, отказавшись от надежды, от всяких надежд, он завоевывает свободу и теперь может пользоваться своей жизнью, да, в своей камере, пользоваться жизнью, слушать шумы деревни, которые доносятся до него, ощущать запахи ночи, земли и морской соли. Короче, он возвращен в «брачные пиры Типаса» и к упоению жизнью, потому что готов к смерти, и к камню, и к полному равнодушию огромной Вселенной вокруг него. И он спасен тем, что лишается этого.

В отличие от «Постороннего», где речь идет о жизни одного человека, в «Чуме» рассказывается о жизни сообщества людей. Как Мерсо открывает для себя красоту мира после тяжелого потрясения, которое породило бунт, так весь город впервые испытал чувство самосознания, когда оказался изолированным перед лицом смертельного бедствия. Город этот – Оран, бедствие – вымышленная автором чума. Эта прекрасная книга не должна ничего наблюдать прямо, здесь персонажи еще сущая видимость. Но как все сатирики, начиная со Свифта и кончая Оруэллом, Камю постарался усилить достоверность точностью деталей. Описание Орана в начале книги напоминает лучшие строки Бальзака; он рисует не только вид, но и духовный климат города, до бедствия сонного, занятого торговлей и привычной жизнью.

Неторопливое вкрапление воображения в реальность, право, является шедевром мастерства. Окровавленная дохлая крыса, потом десять, потом сто, потом просто нашествие крыс и, наконец, первая жертва среди людей. Описание симптомов, противостояние администраторов, которые отвергают бедствие, как суд отвергает убийцу, все это представляется мне законченным искусством. Главное, что интересует Камю в «Чуме», – это реакции человека при виде того, как рушится все, что он считал незыблемым: связи, торговля, здоровье. Тут уже не один Сизиф, а состоящий из сизифов народ, который видит себя раздавленным катастрофой.

Как поведут себя попавшие в эту беду? Лучше, чем можно было бы предположить. Прежде всего, когда город оказался заперт на карантин, все осознали связь, которая их объединяет с теми, с кем они оказались разлученными, – с мужьями, женами, отсутствующими возлюбленными. Горе придает ценность и силу чувствам. Но главное, есть люди, которые действуют. Таков доктор Риэ (рассказчик), который, не думая об опасности, самоотверженно помогает заболевшим. Риэ атеист. Отцу Панлу, который уверен, что чума послана им Богом, чтобы наказать город грешников, и считает, что спасение их только в покаянии, он отвечает: «Спасение человека – слишком громкое для меня слово. Я не иду так далеко. Меня прежде всего интересует его здоровье». Для него это вопрос профессионального долга. «В этом нет героизма. Речь идет о честности». Такова же была бы мораль Антуана Тибо у Мартена дю Гара и такова же, я думаю, была бы у меня. Делать свое дело как можно лучше там, куда вас забросил случай. Почему? Просто так. Чтобы быть в согласии с самим собой.

И еще есть Жан Тарру. Он случайный человек в Оране: свободный художник, ведущий нечто вроде дневника, в котором в малейших живых деталях записывает медицинские советы Риэ. В разгар эпидемии Тарру предлагает Риэ свою помощь в создании санитарных дружин. Доктор обращает его внимание на опасность, которая ему грозит, и спрашивает, чего ради он идет на это. В разговоре доктора и Тарру угадывается диалог Камю с Камю. Тарру интеллектуал, он испытывает желание действовать по-божески – без веры. Риэ, по рождению человек из народа, чувствует это затаенное братство бедняков, которые помогают друг другу делами, а не на словах. Камю, дитя Белькура, сочетает в себе Тарру и Риэ, желание быть святым без Бога и готовность выполнять свою повседневную работу.