Литературное творчество М. В. Ломоносова: Исследования и материалы - [108]

Шрифт
Интервал

Результатом последовавшего затем уничтожения указа об отставке и благосклонных бесед императрицы с Ломоносовым было лишь улучшение личного положения Ломоносова — производство в статские советники и повышение жалованья.

Ломоносов не нашел у Екатерины II должного внимания к своим просьбам и предложениям, касающимся катастрофического положения дел в Академии наук. Занятая в 1762—1765 гг. упрочением собственной власти на российском престоле, Екатерина II не желала вникать в эти требования Ломоносова. В результате их отношения, как известно, оказались очень натянутыми, если не прямо враждебными.

Естественно, что Ломоносов не мог остаться в памяти современников как придворный поэт Екатерины. Поэтому сразу после его смерти императрица постаралась сделать все возможное, чтобы о Ломоносове поменьше вспоминали. Конечно, его заслуженной славы гения она не могла опровергнуть и сначала пошла по другому пути: нашла «второго Ломоносова» — В. П. Петрова. После его знаменитой оды «На карусель» (1766 г.) она стала усердно превозносить его и осыпать своими милостями.

В «Антидоте» Екатерина признает, что сочинения Ломоносова «исполнены гения и красноречия».>2 Но Петрову она расточает более многословные похвалы: «Сила поэзии этого юного автора уже приближается к силе Ломоносова и у него более гармонии; слог его в прозе исполнен красноречия и приятности ... стихотворный перевод «Энеиды» обессмертит его».

Однако неверно было бы утверждать, что и «современники видели в авторе оды „На карусель" прямого продолжателя громкой поэзии Ломоносова».>3

Екатерина хотела, чтобы это было так, но в действительности было иначе. Многие пародии и нападки на громкие торжественные оды в сатирических журналах конца 60-х годов («Смесь», «Трутень», «Адская почта», «Вечера») относятся не к ломоносовскому направлению как таковому и никак тем более не к Ломоносову, а непосредственно к самому Петрову. Более того, самые резкие оценки творчества Петрова связаны со своеобразной защитой славы Ломоносова от его посягательств.

В этом отношении прежде всего заслуживает внимания известный отзыв о Петрове Н. И. Новикова в его словаре (1772 г.): «Он напрягается идти по следам российского лирика, и хотя некоторые и называют его уже вторым Ломоносовым, но для сего сравнения надлежит ожидать важного какого-нибудь сочинения и после того заключительно сказать, будет ли он второй Ломоносов или останется только Петровым».>4 Такая же оценка была дана

>2 «Семнадцатый век». Исторический сборник, изд. П. Бартеневым, кн. 4, М., 1869, стр. 428.

>3 Л. Г. Б а р а г. О ломоносовской школе в русской поэзии. «Ученые записки кафедры литературы и языка Минского педагогического института», 1940, вып. 1, стр. 72.

>4 Н. И. Новиков. Опыт исторического словаря о российских писателях. СПб., 1772, стр. 162—163.

на страницах «Смеси»: «Сходнее сказать, что муха равна со слоном, нежели сравнять нескладные и наудачу писанные его (Петрова) сочинения с одами нашего славного стихотворца (Ломоносова) ».

Таким образом, нападки на Петрова нельзя представлять только как продолжение борьбы сумароковцев с ломоносовским направлением, как это, например, получается у Л. Г. Барага. По справедливому указанию Г. А. Гуковского, «полемический задор повышался тем обстоятельством, что среди поклонников Петрова были люди и понимающие и высокопоставленные, как Потемкин и императрица».>444> Непризнание Петрова настоящим последователем Ломоносова, непризнание точки зрения Екатерины — вот что было здесь, существенно, и это тогда имело значение некоторого общественного протеста. Но Екатерина сама ошиблась в Петрово: он оказался все-таки не тем, что ей было нужно. Он был не чужд общественных интересов и, особенно носле поездки в Англию {1772 г.), довольно критически относился к русскому самодержавию, несмотря на все его словословия Екатерине. Он был не лишен чувства собственного достоинства.>445> Кроме того, Петров слишком ученый поэт, слишком тяжеловесны были его стихи и уязвимы для насмешек, а Екатерине нужен был общепризнанный придворный стихотворец, которым бы все восхищались и не могли бьт серьезно ни в чем упрекнуть.

Правда, слава Петрова держалась в придворных кругах до конца 70-х годов. Так, во вступительной статье С. Г. Домашиова в «Академических известиях» за 1779 г. Петров назван «страшным соперником Виргилия». Однако уже в этой статье Петров больше не сравнивается с Ломоносовым. Напротив, о творчестве последнего дается восторженный отзыв и говорится, что «в пирьменах (т. е. в литературе, — Н. К.) его никто заступить еще не\мог».

Вообще, в журналах конца 70 — начала 80-х годов все чаще попадается имя Ломоносова, и о нем говорят как о непревзойденном мастере в области поэзии. Так, например, автор «Оды па день .рождения Екатерины» пишет, обращаясь к молодым поэтам:

Певец достойный, слава Россов,

Хвала Парнасу, Ломоносов,

Вас может научить один.>446>

Очень высокая оценка дается творчеству Ломоносова в статье «Рассуждения о зрелищах» (журнал «Утра» 1782 г.), где, казалось бы, больше было оснований подробнее говорить о Сумарокове. Ломоносов здесь назван «несравненным лириком, божественным Витией, коего красоте завидуют Мусы и сам Аполлон дивится».


Еще от автора Павел Наумович Берков
История советского библиофильства

Берков Павел Наумович был профессором литературоведения, членом-корреспондентом Академии наук СССР и очень знающим библиофилом. «История» — третья книга, к сожалению, посмертная. В ней собраны сведения о том, как при Советской власти поднималось массовое «любительское» книголюбие, как решались проблемы первых лет нового государства, как жил книжный мир во время ВОВ и после неё. Пожалуй, и рассказ о советском библиофильстве, и справочник гос. организаций, обществ и людей.Тираж всего 11000 экз., что по советским меркам 1971 года смешно.© afelix.


Рекомендуем почитать
Мандельштам, Блок и границы мифопоэтического символизма

Как наследие русского символизма отразилось в поэтике Мандельштама? Как он сам прописывал и переписывал свои отношения с ним? Как эволюционировало отношение Мандельштама к Александру Блоку? Американский славист Стюарт Голдберг анализирует стихи Мандельштама, их интонацию и прагматику, контексты и интертексты, а также, отталкиваясь от знаменитой концепции Гарольда Блума о страхе влияния, исследует напряженные отношения поэта с символизмом и одним из его мощнейших поэтических голосов — Александром Блоком. Автор уделяет особое внимание процессу преодоления Мандельштамом символистской поэтики, нашедшему выражение в своеобразной игре с амбивалентной иронией.


Чехов и евреи. По дневникам, переписке и воспоминаниям современников

В книге, посвященной теме взаимоотношений Антона Чехова с евреями, его биография впервые представлена в контексте русско-еврейских культурных связей второй половины XIX — начала ХХ в. Показано, что писатель, как никто другой из классиков русской литературы XIX в., с ранних лет находился в еврейском окружении. При этом его позиция в отношении активного участия евреев в русской культурно-общественной жизни носила сложный, изменчивый характер. Тем не менее, Чехов всегда дистанцировался от любых публичных проявлений ксенофобии, в т. ч.


Достоевский и евреи

Настоящая книга, написанная писателем-документалистом Марком Уральским (Глава I–VIII) в соавторстве с ученым-филологом, профессором новозеландского университета Кентербери Генриеттой Мондри (Глава IX–XI), посвящена одной из самых сложных в силу своей тенденциозности тем научного достоевсковедения — отношению Федора Достоевского к «еврейскому вопросу» в России и еврейскому народу в целом. В ней на основе большого корпуса документальных материалов исследованы исторические предпосылки возникновения темы «Достоевский и евреи» и дан всесторонний анализ многолетней научно-публицистической дискуссии по этому вопросу. В формате PDF A4 сохранен издательский макет.


Коды комического в сказках Стругацких 'Понедельник начинается в субботу' и 'Сказка о Тройке'

Диссертация американского слависта о комическом в дилогии про НИИЧАВО. Перевод с московского издания 1994 г.


«На дне» М. Горького

Книга доктора филологических наук профессора И. К. Кузьмичева представляет собой опыт разностороннего изучения знаменитого произведения М. Горького — пьесы «На дне», более ста лет вызывающего споры у нас в стране и за рубежом. Автор стремится проследить судьбу пьесы в жизни, на сцене и в критике на протяжении всей её истории, начиная с 1902 года, а также ответить на вопрос, в чем её актуальность для нашего времени.


Бесы. Приключения русской литературы и людей, которые ее читают

«Лишний человек», «луч света в темном царстве», «среда заела», «декабристы разбудили Герцена»… Унылые литературные штампы. Многие из нас оставили знакомство с русской классикой в школьных годах – натянутое, неприятное и прохладное знакомство. Взрослые возвращаются к произведениям школьной программы лишь через много лет. И удивляются, и радуются, и влюбляются в то, что когда-то казалось невыносимой, неимоверной ерундой.Перед вами – история человека, который намного счастливее нас. Американка Элиф Батуман не ходила в русскую школу – она сама взялась за нашу классику и постепенно поняла, что обрела смысл жизни.