Литературная Газета, 6636 (№ 12/2018) - [17]

«ЛГ» поздравляет нашего давнего друга и постоянного автора с 60-летием и желает крепкого здоровья и высокого вдохновения!

[1]  Щерьба, щерба (волжский говор) – уха, приготовленная на природе

[2]  Шеганашки – русалки

Восторги и страх первобытных эмоций

Восторги и страх первобытных эмоций

Литература / Библиосфера / Поэзия

Теги: Майя Шварцман , поэзия

В конце минувшего года закончился конкурс «Кубок Балтии» на лучшее стихотворение, в котором участвовали сотни поэтов со всех уголков земного шара. Нашу газету в жюри конкурса представлял спецкор «ЛГ» Евгений Минин. Сегодня мы публикуем стихи финалистов – победительницы Майи Шварцман из Бельгии и серебряного финалиста – Романа Ненашева из Самары.

Майя Шварцман

Родилась в Свердловске (Екатеринбурге), окончила музыкальную школу-десятилетку и консерваторию, скрипач. Работала в театре оперы и балета, публикуется с 1984 года, из России уехала в 1990-м. Пишет стихи, а также рецензии и статьи о классической музыке. Автор нескольких книг. Живёт в Генте (Бельгия), работает в оркестре Европейской филармонии и в камерном ансамбле «Papageno».

* * *

На солнце щурясь верхними

окошками мансард,

встаёт из спячки, нехотя

потягиваясь, март.

Телята в пятнах Роршаха

задумчиво следят

за таяньем прогоркшего,

слежавшегося льда.

Им всё в новинку: пялятся

на глинистый откос,

на сумрачные палицы

обрезанных берёз.

Остолбенев, таращатся,

как дым солодяной

полупрозрачной кашицей

струится над трубой.

В нём, как в парной, купается

новорождённый взрыв

роящегося паюса –

летучей мошкары.

Снуёт жуков-навозников

рабочая артель.

Трава стремится к воздуху,

прокалывая прель.

С детвой* воркует пасечник.

С рассвета допоздна

вычерчивают ласточки

кардиограммы дня.

И в ознаменование

закрытия поста

везде граффити пряные

вскипевшего кота.

------------

* Детва – личинки пчёл.

* * *

Моему сыну

В назначенный час

библейского утра,

сиявшего солнцем и воздухом ультра-

мариновым, внятная речь началась.

Пред взором Адама

текли вереницей

орлы, куропатки, гепарды, куницы,

улитки, – овамо

и семо, ползком, и нырком, и летая,

стада, косяки, караваны и стаи,

и каждый шагал с подобающей дамой

(хотя кое-кто попадался двупол).

Никто не додумался «паспортный стол»

сказать, безыскусно мычали да выли,

явились как есть получать имена,

кто чистый и гладкий, кто в глине и в иле,

и шли терпеливой толпой дотемна.

Попутно слова

рождались другие:

могла ж на Адама напасть аллергия

на тех, например, у кого голова –

начало хвоста, как положено змию.

Но надо сперва

подробности тела

подметить умело,

названия членам придумать, а там

добавить эпитет

(что позже похитят

потомки – подмогой к банальным стихам).

Кто станет навеки прекрасным, кто гадким –

для всякого молвь находилась с осадком

рефлекса, что вызвала каждая тварь.

Восторги и страх первобытных эмоций

срывались, лились с языка как придётся.

И ширился ежесекундно словарь.

Но главного, первого, тёплого слова –

молочно-беззубого, первоосновы

рожденья и речи –

безродный, увечный

Адам, называвший зверьё свысока,

не мог и представить,

был просто не вправе:

что мог он сказать, человек без пупка?

Его произнёс, прорыдал ли, пропел –

обжёгшись, поранивши палец, упавши,

боясь темноты ли, размазавши кашу, –

первейший из первенцев, шкодник, пострел.

Залюблен, заласкан и с рук не спускаем,

как все до поры, кто любовью храним, –

он был нераскаянным грешником, Каин,

но первое слово осталось за ним.

Всюду тайны

Всюду тайны

Литература / Библиосфера / Поэзия

Теги: Роман Ненашев , поэзия

Роман Ненашев

Родился в 1976 году в Куйбышевской области, живёт в Самаре. Окончил Литературный институт им. А.М. Горького (выпускник семинара Геннадия Красникова). Работает в информационно-аналитическом агентстве.

* * *

Этой ночью, пожалуй, смиряешься с мыслью о том,

что Господь – это снег – бесконечное ровное поле.

И молчит человек, и сказать ему нечего, что ли,

онемевшим, зашитым суровыми нитками ртом.

А вокруг – красота, в чёрном воздухе белые реки,

вязнет клён по больное колено в пушистом снегу.

Что, как автору, мне о молчащем сказать человеке,

если имя ему я никак подобрать не могу...

Был бы повод иной, так придумал бы сказку иную,

где с надеждой глядит человек в белоснежную тьму.

И Господь наклоняется сам к человеку вплотную.

И не видит его. И не любит его потому.

* * *

Казалось, целый день до сентября,

И жизнь моя длинна и безголова.

И если я выдумываю слово,

То Бога нет, нечестно говоря.

Десятый год. Седьмое января.

Весь день – воспоминание былого.

Наутро смерть приятеля Крылова.

Метель. Цветы. Лицо из янтаря.

* * *

Таракана, ползшего по брюху,

взял и… не прихлопнул сгоряча,

из ладони комнатную муху

выпустил, проклятий не ворча,

нищему в протянутую кружку

опустил тяжёлый кошелёк,

тихую печальную старушку

речью элегантною развлёк,

смастерил качели для детишек,

покормил воробушка с руки,

алкогольный выплеснул излишек

жгучему желанью вопреки,

никаких разборок и дебошей,

никаких скандалов не чиня.

Господи, какой же я хороший!

Жаль, что ты не смотришь на меня...

* * *

Всюду тайны, замочки с секретами,

Ноет память, как свежий нарыв.