Литературная Газета, 6625 (№ 50/2017) - [11]

Но свою борьбу Лобанов продолжал и отнюдь не случайно уже в 2005 году на вопрос С. Казначеева для «Литературной газеты» о том, какой ему видится ситуация в современной культуре, ответил так:

– Боюсь, она не защищает человека от того людоедства, которое ныне господствует. Она даже его пропагандирует. Но истинную культуру питает дух героической жертвенности. Один жизненный факт способен выжечь вокруг себя книжную фальшь, один пример человеческого подвига может стать животворящим ферментом для культуры.

Именно выжигание фальши, многократно разросшейся в благоприятных для нее условиях и стало важнейшим делом Мастера на многие годы. А его жертвенный героизм стал единственной возможностью расчистить место для правды.

Важнейшими человеческими качествами Михаила Петровича, напитывавшими живой водой и всё его творчество, мне представляются твердость духа и всемирная отзывчивость в совершенно нераздельном их сочетании. Он старался оказывать помощь и моральную поддержку всем, кому мог, даже когда сам оказывался болен и слаб физически.

Это было видно и по семинарам. Порой казалось, что он отвлекается, говорит не о том, чего все ожидают, – вспоминает то о фронтовой юности, то о своём друге и единомышленнике Вадиме Кожинове, то о приключившемся в 60-х годах горячем споре с писателем Константином Воробьёвым, добавляя, что считает Воробьёва одним из талантливейших писателей… и вдруг происходит что-то совсем другое – мастер «вспоминает» о тексте и стремительно за две-три минуты разбирает его по косточкам, ясно вскрывая все слабые места, о которых сам автор, в лучшем случае, только смутно догадывался. Однако в каждой разбираемой вещи, даже самой неубедительной, Михаил Петрович искал (и неизменно находил) проблеск таланта, живой оборот – то, ради чего нужно обязательно продолжать писать дальше.

Он раз за разом обращал наше внимание и открывал с новых сторон необычайно любимых и до тонкости изученных им Андрея Платонова и Михаила Шолохова, полузабытого на тот момент Леонида Леонова, великолепного американского романиста начала прошлого века Томаса Вулфа – огромный и важнейший пласт литературы; литературы, бывшей не на слуху, не «взбивавшей пену», но способной, как проникнуть вглубь человеческой души, так и вскрыть самую суть социальных отношений.

Мы общались полтора десятка лет. Кроме более-менее регулярных «захаживаний» на семинары по окончании вуза, дважды в год многие из нас звонили мастеру по особым случаям – в День Рождения и в День Победы. Дозвониться в эти дни бывало трудно, но днём ли или уже вечером мне это всегда удавалось. И как хотелось верить, что это общение, эта духовная поддержка не закончатся ещё очень долго!

В отношении своих личных заслуг Михаил Петрович был необыкновенно скромен, чаще всего он иронично пресекал все славословия в свой адрес. Непросто было выбрать момент для любой благодарности. Чаще оставалось надеяться, что твоя искренность понятна без слов.

Значение Лобанова – критика, философа, наставника – с его уходом ощущается всё сильнее. Однако память о столь крупных и значимых личностях необходимо сохранять не только в сердцах, но и наглядно: его вдовой Т.Н. Окуловой и Союзом писателей России в августе этого года переданы ходатайства о присвоении имени Лобанова средней школе села Екшур, а также одной из улиц в районном центре Спас-Клепики Рязанской области. Согласуется проект барельефа на стене Литературного института, которому Михаил Петрович отдал более пятидесяти лет плодотворной творческой жизни. Очень хочется верить, что эти начинания в память о выдающемся земляке и коллеге встретят поддержку ответственных лиц в самом скором времени.

Будь проще

Будь проще

Литература / Литература / Чтобы помнили

Бояринов Владимир

Теги: Анатолий Передреев , память , поэзия

Исполнилось 85 лет со дня рождения большого русского поэта Анатолия Передреева.

Издательство «Современник» образца 1978 года. В национальную редакцию входит высокий голубоглазый красавец лет сорока, в строгом костюме, ослепительно белой рубашке, затянутой галстуком, в начищенных до блеска туфлях и внимательным испытующим взглядом обводит редакционный кабинет. Ален Делон отдыхает!

Гость подходит к моему столу:

– Володя? Бояринов?

Я готов вытянуться по струнке и выпалить: так точно.

– Передреев, – представляется гость и протягивает руку.

Всюду и всегда Анатолий Передреев являлся на глаза уважаемой публики именно так: лёгкой походкой, чисто выбрит, с иголочки одет, подтянут и молодцеват, с гордо поднятой головой. Как сказала моя десятилетняя дочь, впервые увидев его на пороге нашей квартиры: «Точно штык на винтовке».

Конечно же, я был о нём наслышан; конечно же, читал и перечитывал; конечно же, мечтал встретиться и без обиняков, со всей своей беспартийной прямотой заявить: «Ваша хрестоматийная «Окраина», Анатолий Константинович, достойное стихотворение, но ваши «Ботинки» дороже и роднее. Они просты, но каким высоким слогом говорит эта вящая простота!..» Однако Передреев опустил меня с небес в лоно национальной поэзии: «Я принёс переводы ингушского классика Джемалдина Яндиева». И выложил на стол папку с тесёмками. Тут приоткрылась соседняя дверь и из начальственного кабинета показался Юрий Кузнецов, входящий в зенит поэтической славы, и без особых церемоний пригласил гостя к себе. Чувствовалось, что два крупных поэта знают друг о друге больше, чем мы о них. «И Передреев горько усмехнулся…»