Литература Японии - [4]
В сборнике представлено творчество многих поэтов, главным образом последней четверти VII в. и первой половины VIII в. У некоторых из них просматривается явное знание китайской поэзии той поры, которая в это время занимала в Китае ведущее место — поэзии III—VI вв. Японские исследователи открыли немало элементов, появившихся в ранней поэзии японского Средневековья под влиянием средневековой китайской поэзии, к тому времени уже имевшей почти пятивековую литературную историю. Таким образом, «Манъёсю» дает широкую картину японской поэзии за сто с небольшим лет, с середины VII в. до середины VIII в. (с добавлением к этому некоторого материала более раннего происхождения, относящегося к первой половине VII в. и в незначительной части — к более раннему времени).
В «Манъёсю» определилась и мерность стиховой строки (сочетание пяти или семи стоп), установился принцип целого — стихотворения: то или иное чередование пяти- и семистопных стиховых строк. Эти явления и позволили предположить, что сам метр японского стиха сложился не без воздействия китайского, в те времена строившегося на основе пяти- или семистопного метра, причем стопой также был слог.
Сборник поделён на 20 частей, или книг, по примеру китайских поэтических сборников того времени. Однако в отличие от более поздних коллекций стихов, «Манъёсю» не разбит на темы, а стихи не размещены в хронологическом порядке. Сборник содержит 265 長歌 [тё:ка/нагаута] («длинных песен-стихов»), 4 207 短歌 [танка] («коротких песен-стихов»), одну 短連歌 [танрэнга] («короткую связующую песню-стих»), одну 仏僧九石歌 [буссо:кусэкика] (стихи на отпечатке ноги Будды в храме Якусидзи в Нара), четыре 漢詩 [канси] («китайские стихи») и 22 китайских прозаических пассажа.
По «Манъёсю» прослеживается, как на японской почве произошло рождение литературной поэзии, с одной стороны, из народного песенного творчества, с другой — из культурно-общественного источника. Источник этот — быт, образ жизни, сама жизнь господствующего класса, прежде всего той его части, которая составляла придворную среду или была воспитана в ее духе.
По мнению Н.И. Конрада, стихотворения «Манъёсю» могут быть разделены на четыре главных тематических раздела:
1) «Кусагуса-но ута» («Разные песни»);
2) «Аикикоэ» («Песни-переклички») / «Ситасими-но ута» («Песни о любви»);
3) «Канасими-но ута» («Песни скорби»);
4) «Сики-но ута» («Песни четырех времен года»).
Первый раздел содержит песни различного содержания на разные темы; второй — о любви, в него вошли не только любовные песни, но и песни, говорящие о всяком виде привязанности, — о любви родительской, сыновней, дружеской и т.д. Третий раздел «Песни скорби» — состоит главным образом из надгробных плачей; встречаются и предсмертные песни, и оплакивающие умерших.
Кроме этой классификации существует другая — по смешанным признакам:
1. «Тада ни омои о нобу ута» — песни, излагающие чувства и думы прямо, непосредственно, то есть не прибегая к помощи каких-либо образов, заимствованных из других областей.
2. «Моно-ни ёсэтэ о нобу ута» — песни, в которых чувства и думы выражены именно с помощью посторонних образов.
3. «Хию-но ута» — песни, в которых основными приемами передачи лирического чувства являются сравнение, метафора, иносказание.
4. «Мондо-но ута» — стихотворения, образующие совместно стихотворный диалог.
5. «Таби-но ута» — песни странствий, дорожные песни.
6. «Вакарэ-о канасиму ута» — песни печали и разлуки.
7. «Адзума-ута» — народные песни Адзума.
8. «Варау ута» — шуточные стихотворения.
9. «Кусагуса-но моно-о ёмэру ута» — песни в составе разных и иносказательных.
По своему творческому стилю все песни «Манъёсю» можно разделить на две группы: старые и новые. К старым относятся песни, охватывающие время от императора Котоку (645—654) до Момму (697—706), то есть за 60-летний период; к новым — песни, созданные в промежуток от годов Вадо (708) до императора Дзюннин (758—769), то есть за 50 лет.
Каков же творческий стиль старых песен? В основе большинства старых песен лежит аффект. Лишь чувства и эмоции, доведенные до состояния аффекта, могли служить для японца того времени источником песни. Авторы слагали свои произведения тогда, когда радовались или горевали, на кого-нибудь гневались или к кому-нибудь стремились. Вне аффекта не было песен, а его выражение было очень просто: поэт высказывал свое чувство, свою эмоцию адекватно содержанию и стилю песни — к большему он не стремился. Ни о «поэтичности», ни об искусстве, ни о мастерстве и приемах он не думал.
Создателями облика новой поэзии были новые японцы — поколение, совершившее переворот Тайка, стоявшее на уровне китайской и индийской цивилизаций. В первой половине VIII в. действовали уже третье и четвертое поколения, жившие в Японии, совершенно непохожей на ту, что была сто лет назад; поэтому образованные слои японского общества, воспитанные на китайской и индийской (буддийской) культуре, стояли на уровне этой культуры.
Однако природа японцев в основном осталась той же: ее продолжали характеризовать простота восприятий и элементарность чувств. Буддизм с его глубокой и сложной рефлексией мог создать только поверхностную глубину и вдумчивость. Рефлексия, реагирующая на все окружающее, еще не была сильна, зато в полной мере сохранились непосредственность, свежесть, что отразилось в размышлениях о жизни, мире, себе самих живо и энергично.
Диссертация американского слависта о комическом в дилогии про НИИЧАВО. Перевод с московского издания 1994 г.
Книга доктора филологических наук профессора И. К. Кузьмичева представляет собой опыт разностороннего изучения знаменитого произведения М. Горького — пьесы «На дне», более ста лет вызывающего споры у нас в стране и за рубежом. Автор стремится проследить судьбу пьесы в жизни, на сцене и в критике на протяжении всей её истории, начиная с 1902 года, а также ответить на вопрос, в чем её актуальность для нашего времени.
Научное издание, созданное словенскими и российскими авторами, знакомит читателя с историей словенской литературы от зарождения письменности до начала XX в. Это первое в отечественной славистике издание, в котором литература Словении представлена как самостоятельный объект анализа. В книге показан путь развития словенской литературы с учетом ее типологических связей с западноевропейскими и славянскими литературами и культурами, представлены важнейшие этапы литературной эволюции: периоды Реформации, Барокко, Нового времени, раскрыты особенности проявления на словенской почве романтизма, реализма, модерна, натурализма, показана динамика синхронизации словенской литературы с общеевропейским литературным движением.
«Сказание» афонского инока Парфения о своих странствиях по Востоку и России оставило глубокий след в русской художественной культуре благодаря не только резко выделявшемуся на общем фоне лексико-семантическому своеобразию повествования, но и облагораживающему воздействию на души читателей, в особенности интеллигенции. Аполлон Григорьев утверждал, что «вся серьезно читающая Русь, от мала до велика, прочла ее, эту гениальную, талантливую и вместе простую книгу, — не мало может быть нравственных переворотов, но, уж, во всяком случае, не мало нравственных потрясений совершила она, эта простая, беспритязательная, вовсе ни на что не бившая исповедь глубокой внутренней жизни».В настоящем исследовании впервые сделана попытка выявить и проанализировать масштаб воздействия, которое оказало «Сказание» на русскую литературу и русскую духовную культуру второй половины XIX в.
Появлению статьи 1845 г. предшествовала краткая заметка В.Г. Белинского в отделе библиографии кн. 8 «Отечественных записок» о выходе т. III издания. В ней между прочим говорилось: «Какая книга! Толстая, увесистая, с портретами, с картинками, пятнадцать стихотворений, восемь статей в прозе, огромная драма в стихах! О такой книге – или надо говорить все, или не надо ничего говорить». Далее давалась следующая ироническая характеристика тома: «Эта книга так наивно, так добродушно, сама того не зная, выражает собою русскую литературу, впрочем не совсем современную, а особливо русскую книжную торговлю».