Литература. XXI век. К вопросу о стандарте среднего общего образования по литературе - [7]
Чехов: «Мужики», «В овраге». (Крестьянам приписаны все мыслимые пороки.)
Андреев: «Иуда из Кариота», «Тьма». Комментарии не требуются.
Бунин: «Ночной разговор», «Окаянные дни», «Деревня» («Мы для Бунина неизлечимые уроды, на четвереньках живем» – отзыв крестьянского писателя Вольнова).
Г. «Лакмусовой бумажкой» на малодушие является раскрытие темы сумасшествия. Здесь ясно видна сила или слабость духа. У Гоголя, Сологуба, Чехова, Булгакова – слабость.
Гоголь. «Записки сумасшедшего». Сюжет таков, что человек страдает от своей ущербности и заболевает манией величия. Стиль повести чисто гоголевский – печальное хихиканье героя над всем, что приходит ему в голову, в том числе над Европой. Он гибнет не потому, что одинок, не потому, что среда безжалостна, даже не потому, что ни во что не верит, а потому, что малодушен.
Чехов. «Палата № 6». Рассказ о спонтанной деградации личности, но без хихиканья.
Отступление (для моих внуков)
Друзья мои, не читайте Гоголя и Чехова, это – как говорили в старину – мыла наесться! Читайте Кена Кизи и Джека Лондона и воспарите духом! [20, 29]. Кизи и Лондон были великодушны, в их жилах текла горячая кровь, а не лягушачья, и их герои той же породы.
Герой Кена Кизи (роман «Над кукушкиным гнездом» и знаменитый фильм М. Фрома), попав в психиатрическую лечебницу, борется за право остаться личностью. Борется бескомпромиссно и гибнет, «смертию смерть поправ». В результате его бунта «сопалатники» осознают себя, и происходит их освобождение. Жизнеутверждающая книга. Действительно, «Человек – это звучит гордо!»
Герой Джека Лондона («Повесть, рассказанная в палате для слабоумных») представляется читателю: «Нет, я не сумасшедший, я здесь за ассистента. Я тронутый высшего разряда». Он не деградирует не только по причине оптимизма. Его поддерживает сознание своей полезности – он добровольно ухаживает за тяжелым больным лучше, чем медсестры. А еще он «понимает» порядки на воле и этим гордится. А еще он живет среди людей, а не ушел в себя. А еще в повести есть энергетика, вкрапления здорового юмора и никакой «ползучести», и этого… соплей нет. Но вот что важно. Герой – «сильно тронутый», и с неприглядной внешностью, и слегка комичен, а именно как человек – красив.
Кизи и Лондон обладали даром видеть красоту человека, даже если у него есть трещина в психике. Так, посетитель исторического музея любуется статуей античного атлета с отбитой рукой или носом. Гоголь и Чехов были лишены этого дара. Тема сумасшествия была поводом убедить читателя в человеческом ничтожестве, а может быть, способом освободиться от собственных фобий.
А что происходило в литературном мире на Западе? Всякое. Но часто появились герои, вносящие смысл в человеческое существование: Дон Кихот, Гамлет, Фауст, Вальжан, Эрроусмит, герои Д. Лондона… Может быть, из любви к детям стоит из школьной «библиотеки» изъять пессимистические произведения Гоголя, А. Островского, Чехова, Бунина, Блока, Бродского? Вот тогда школьники посмотрят на мир с осознанным доверием. Заметим, что «позитивная» классика вовсе не розовая. Она дает представления не только об Идеалах, но и о существовании в мире зла и вообще что жизнь есть «тяжелый случай». Дело в акцентах.
В соответствии со сказанным, «Программа-2015» составлена на основе «позитивной литературы». В Приложениях даны соответствующие обоснования.
Видение нового учебника
Недостатки современных учебников осуждались выше. Из обсуждений следует необходимость создания нового учебника с чистого листа. Очевидно, в первую очередь это должен быть учебник по изучению «позитивной литературы». Также в нем должны быть отражены следующие моменты.
Изучать ли серьезную классику – вопрос не праздный. Во-первых, это тяжелая работа для учителя и ученика. КПД изучения крайне низок. Во-вторых, у него еще не возникли вопросы, а ему дают ответы [3, 6]. Тем не менее я нашел доводы «за», но выбросил их в корзину, так как случайно увидел суждение на этот счет у Ф. Ницше [4]. Он высказался гораздо раньше меня, но убедительнее и в более общей форме – изучать надо.
«Чтение классиков… есть чудовищная процедура, осуществляемая перед молодыми людьми, которые ни в каком отношении не созрели для этого. Но здесь и таится упускаемое из виду значение – что учителя говорят на абстрактном языке высшей культуры, на языке, который при всей своей тяжеловесности и трудности является высокой гимнастикой головы; что в их языке встречаются понятия, методы, намеки, которых молодые люди почти никогда не слышат в беседах членов своей семьи и на улице. Когда ученики только слушают, их интеллект уже непроизвольно подготавливается к научному способу рассмотрения вещей. Невозможно выйти после этой дрессировки совершенно незатронутым абстракцией, как чистое дитя природы».
Вернемся к вопросу о низком КПД при изучении классики. Дело не так плохо, как кажется на первый взгляд. Надо суметь рассказать о сложном. Это вполне возможно. Но, судя по содержанию учебников, такая задача до сих пор не ставилась. А вот в случае физики, например, такого сложнейшего раздела, как Теория относительности, она решена. Это сделали физики-теоретики. Они сочли своим долгом поделиться радостью познания с широким читателем. На основе их публикаций школьный учитель способен объяснить детям суть дела за два-три урока. Так что ученик, придя домой, может с гордостью сказать: «А я в школе вывел формулу сложения скоростей. Фишка в том, что надо сперва сосредоточиться на опытных данных. Я даже могу вывести формулу
Книга Михаэля фон Альбрехта появилась из академических лекций и курсов для преподавателей. Тексты, которым она посвящена, относятся к четырем столетиям — от превращения Рима в мировую державу в борьбе с Карфагеном до позднего расцвета под властью Антонинов. Пространственные рамки не менее широки — не столько даже столица, сколько Италия, Галлия, Испания, Африка. Многообразны и жанры: от дидактики через ораторскую прозу и историографию, через записки, философский диалог — к художественному письму и роману.
«Наука, несмотря на свою молодость, уже изменила наш мир: она спасла более миллиарда человек от голода и смертельных болезней, освободила миллионы от оков неведения и предрассудков и способствовала демократической революции, которая принесла политические свободы трети человечества. И это только начало. Научный подход к пониманию природы и нашего места в ней — этот обманчиво простой процесс системной проверки своих гипотез экспериментами — открыл нам бесконечные горизонты для исследований. Нет предела знаниям и могуществу, которого мы, к счастью или несчастью, можем достичь. И все же мало кто понимает науку, а многие боятся ее невероятной силы.
Научное издание, созданное словенскими и российскими авторами, знакомит читателя с историей словенской литературы от зарождения письменности до начала XX в. Это первое в отечественной славистике издание, в котором литература Словении представлена как самостоятельный объект анализа. В книге показан путь развития словенской литературы с учетом ее типологических связей с западноевропейскими и славянскими литературами и культурами, представлены важнейшие этапы литературной эволюции: периоды Реформации, Барокко, Нового времени, раскрыты особенности проявления на словенской почве романтизма, реализма, модерна, натурализма, показана динамика синхронизации словенской литературы с общеевропейским литературным движением.
«Сказание» афонского инока Парфения о своих странствиях по Востоку и России оставило глубокий след в русской художественной культуре благодаря не только резко выделявшемуся на общем фоне лексико-семантическому своеобразию повествования, но и облагораживающему воздействию на души читателей, в особенности интеллигенции. Аполлон Григорьев утверждал, что «вся серьезно читающая Русь, от мала до велика, прочла ее, эту гениальную, талантливую и вместе простую книгу, — не мало может быть нравственных переворотов, но, уж, во всяком случае, не мало нравственных потрясений совершила она, эта простая, беспритязательная, вовсе ни на что не бившая исповедь глубокой внутренней жизни».В настоящем исследовании впервые сделана попытка выявить и проанализировать масштаб воздействия, которое оказало «Сказание» на русскую литературу и русскую духовную культуру второй половины XIX в.
Появлению статьи 1845 г. предшествовала краткая заметка В.Г. Белинского в отделе библиографии кн. 8 «Отечественных записок» о выходе т. III издания. В ней между прочим говорилось: «Какая книга! Толстая, увесистая, с портретами, с картинками, пятнадцать стихотворений, восемь статей в прозе, огромная драма в стихах! О такой книге – или надо говорить все, или не надо ничего говорить». Далее давалась следующая ироническая характеристика тома: «Эта книга так наивно, так добродушно, сама того не зная, выражает собою русскую литературу, впрочем не совсем современную, а особливо русскую книжную торговлю».