Литература. XXI век. К вопросу о стандарте среднего общего образования по литературе - [8]
Содержание учебников, относящееся, например, к «Войне и миру», похоже на выдержки из диссертаций их авторов. Это никуда не годится. Ученик не в силах усвоить такой наукоподобный материал. Скучно.
Я полагаю, что на приличном уровне и с небольшой долей ходульности могу преподать «Войну и мир» за три урока плюс один на повторение. Я поясню детям главное и исключу второстепенное и сомнительное. Главное – это образы А. Болконского, П. Безухова, Н. Ростовой, описание Бородинской битвы и некоторые фрагменты народной войны. Об остальном я умолчу, равно как об образах Кутузова (предельно инертен), Наполеона (принижен до карикатурности), Каратаева (глупомудр и недоразвит), а также о салоне Шерер и т. д.
Итак. Князь Андрей есть «производная» от своего отца, вельможи екатерининских времен. В своей вотчине граф – царь и бог, умен, образован, деятелен, дома – диктатор, на людях – презирает всех, кто ему не ровня. Князь – облагороженная и осовремененная копия отца. В силу воспитания он «готовый продукт». Выйдя в «свет», он ставит высокие цели и действует и во время мира, и во время войны. Но в его возвышенном облике есть трещина – классовый эгоизм. Он считает, что освободить крестьян надо не для их блага, а чтобы «помещики не гибли нравственно» под влиянием крепостного права. Он так говорит Пьеру о мужиках: «Ежели их бьют, секут, посылают в Сибирь, то я думаю, что от этого нисколько не хуже. В Сибири ведет он ту же скотскую жизнь. А рубцы на теле заживают…». Толстой – реалист. Он не приукрашивает положительного героя хотя бы намеком на народничество, и поэтому ему можно верить.
Безухов в отличие от Болконского начинает жизнь «с нуля» и продвигается вперед методом проб и ошибок. Это в высшей степени русский тип, такой же, как испанец Дон Кихот, немец Фауст или датчанин Гамлет. Ключ к замыслу автора – сопоставление образов Болконского и Безухова, данных с редчайшей в литературе ясностью и психологизмом. Толстой убеждает читателя (может быть, вопреки самому себе), что существуют люди, судьба которых мало зависит от внешних обстоятельств, но более определяется их идеалами и волей.
В дополнение к пояснениям я бы читал вслух отрывки из романа, чтобы дети ощутили прекрасную толстовскую прозу. А еще бы показал на уроке фрагменты из кинофильма С. Бондарчука, например, бал с Наташей и Бородинскую битву. Надеюсь, что мне удалось бы поделиться с учениками своей радостью от восприятия романа и в первую очередь от изображения здоровья нации – и крестьян, и дворянской элиты.
После такого урока ученик, придя домой, мог бы с гордостью сказать: «Я понял образ князя Андрея. Тут, как в задаче по физике, надо обдумать, что дано. А “дано” – это образ старого Болконского, краткий и ясный. Князь Андрей – яблоко, что упало недалеко от яблони. Теперь я знаю, что означает слово элита. Это – Болконские, Безуховы, Ростовы, Тушин еще. И во время войны и во время мира они – элита».
Надеюсь, что составители нового учебника освободятся от влияния политики и идеологических стандартов и будут ориентированы на общечеловеческие ценности и достоинства героев. Рецепт излечения от старого недуга прост, очень прост: надо согласиться, что А. Болконский и П. Корчагин в свете сказанного – ровня. Но для этого необходимо иметь широту мышления и великодушие. Конечно же, они есть. Если это согласие, начиная со школы, распространится на общество, то, может быть, тогда сойдет на нет поляризация взглядов, ослабляющая нацию.
Определимся в своем отношении к ЕГЭ, так как этого вопроса не миновать. КИМ есть, по существу, образовательный стандарт. Компьютерная технология здесь вторична. Введение ЕГЭ для всех предметов давно назрело. Как более ясный пример рассмотрим пользу от него для математики и физики:
• чрезмерный объем материала снизился до приемлемого, что есть благо для школьника, находящегося в состоянии информационного стресса;
• возросла определенность в требованиях к ученику на экзаменах; уменьшилась вероятность коррупции.
• частично отпала нужда в «доучивании» с помощью репетиторов и «решебников»;
• составление КИМ способствовало упорядочению материала и очистке от архаики;
• КИМ улучшаются год от года, так что знание ценится все более и более, чем результат «натаскивания».
Опыт прошлых лет показал, что образование в рыночных условиях не есть саморегулирующийся процесс. Он стихиен и коррупционен. Введение стандарта есть адекватная реакция государства на «разбушевавшуюся рыночную стихию». Я сочувствую министру образования и его сотрудникам, поскольку часть своих сил и мозгов они вынуждены тратить на борьбу с эгоизмом и коррупцией, которая заразила всех: чиновников, издательств, учебных заведений, педагогов, родителей, учеников и студентов. Полезно было бы ввести еще стандарт на ограничение числа учебников, их вес (совсем не смешно) и стоимость (тем более не смешно). Можно надеяться, что стандартизация литературного обучения даст положительный эффект, как и в области физики и математики. Пожелаю специалистам из Министерства образования успехов в этом важном деле.
Книга Михаэля фон Альбрехта появилась из академических лекций и курсов для преподавателей. Тексты, которым она посвящена, относятся к четырем столетиям — от превращения Рима в мировую державу в борьбе с Карфагеном до позднего расцвета под властью Антонинов. Пространственные рамки не менее широки — не столько даже столица, сколько Италия, Галлия, Испания, Африка. Многообразны и жанры: от дидактики через ораторскую прозу и историографию, через записки, философский диалог — к художественному письму и роману.
«Наука, несмотря на свою молодость, уже изменила наш мир: она спасла более миллиарда человек от голода и смертельных болезней, освободила миллионы от оков неведения и предрассудков и способствовала демократической революции, которая принесла политические свободы трети человечества. И это только начало. Научный подход к пониманию природы и нашего места в ней — этот обманчиво простой процесс системной проверки своих гипотез экспериментами — открыл нам бесконечные горизонты для исследований. Нет предела знаниям и могуществу, которого мы, к счастью или несчастью, можем достичь. И все же мало кто понимает науку, а многие боятся ее невероятной силы.
Научное издание, созданное словенскими и российскими авторами, знакомит читателя с историей словенской литературы от зарождения письменности до начала XX в. Это первое в отечественной славистике издание, в котором литература Словении представлена как самостоятельный объект анализа. В книге показан путь развития словенской литературы с учетом ее типологических связей с западноевропейскими и славянскими литературами и культурами, представлены важнейшие этапы литературной эволюции: периоды Реформации, Барокко, Нового времени, раскрыты особенности проявления на словенской почве романтизма, реализма, модерна, натурализма, показана динамика синхронизации словенской литературы с общеевропейским литературным движением.
«Сказание» афонского инока Парфения о своих странствиях по Востоку и России оставило глубокий след в русской художественной культуре благодаря не только резко выделявшемуся на общем фоне лексико-семантическому своеобразию повествования, но и облагораживающему воздействию на души читателей, в особенности интеллигенции. Аполлон Григорьев утверждал, что «вся серьезно читающая Русь, от мала до велика, прочла ее, эту гениальную, талантливую и вместе простую книгу, — не мало может быть нравственных переворотов, но, уж, во всяком случае, не мало нравственных потрясений совершила она, эта простая, беспритязательная, вовсе ни на что не бившая исповедь глубокой внутренней жизни».В настоящем исследовании впервые сделана попытка выявить и проанализировать масштаб воздействия, которое оказало «Сказание» на русскую литературу и русскую духовную культуру второй половины XIX в.
Появлению статьи 1845 г. предшествовала краткая заметка В.Г. Белинского в отделе библиографии кн. 8 «Отечественных записок» о выходе т. III издания. В ней между прочим говорилось: «Какая книга! Толстая, увесистая, с портретами, с картинками, пятнадцать стихотворений, восемь статей в прозе, огромная драма в стихах! О такой книге – или надо говорить все, или не надо ничего говорить». Далее давалась следующая ироническая характеристика тома: «Эта книга так наивно, так добродушно, сама того не зная, выражает собою русскую литературу, впрочем не совсем современную, а особливо русскую книжную торговлю».