Литература с Дмитрием Быковым - [4]

Разумеется, это очень близко к сказке другого великого писателя. Помните, всякий раз, как совершалось очередное злодейство кем-то из потомков колдуна у Гоголя в «Страшной мести», «из-за леса поднялись огромные худые руки, потряслись и пропали». После этого тоже не всякий ребенок в течение месяца будет спать спокойно.

Андерсен понимал важную вещь. Во-первых, у ребенка еще такой запас жизненной силы, такой запас оптимизма, что, для того чтобы пробить эту оболочку, надо бить с утроенной силой.

Наш современный Андерсен, Людмила Петрушевская, пишет такие детские сказки, после которых иной взрослый рыдает, схватившись за голову, – детям же это как бы и ничего. Ребенок может выдержать тот уровень ужаса, который есть в детской сказке.

И второе, конечно, что обязательно должно присутствовать, что всегда подчеркнуто у Андерсена, – это жесточайшая сентиментальность. Из ребенка надо слезы выжимать просто коленом, потому что, для того чтобы ребенок заплакал, нужно очень сильно постараться. Пробить ребенка можно только очень сильными средствами. И Туве Янссон, конечно, прямая наследница страшного, мрачного, сентиментального скандинавского фольклора.

Есть еще одна важная особенность этого фольклора, сопряженная с местной природой. Именно поэтому нам в России этот фольклор так понятен, именно поэтому скандинавов нигде так не любили, как у нас. Страшное море, которое ее окружает, скалы, жестокие фьорды. Именно поэтому в Скандинавии так остро, так страстно чувствуют уют. Маленький теплый домик, который стоит посреди ледяного мира, это вообще-то скандинавский образ. И в этом домике так остро чувствуется утлость, хрупкость человеческого бытия и лютость, бесчеловечность стихии.

Именно поэтому маленький домик Карлсона у Астрид Линдгрен так тепло натоплен, и Карлсон в нем создает такой уютный беспорядок, никогда не выметает косточки от вишни, не убирает шелуху. Потому что это все тоже укрепляет уют, тепло. Ну все мы знаем, как уютна неубранная квартира и как неуютно в ней становится, стоит поставить вещи на свои места.

Но при этом, что очень важно, уют всегда должен быть подчеркнут внешней непогодой. Вот как у Мелвилла в «Моби Дике». По-настоящему чувствуешь тепло, когда в ледяной холод твой палец торчит из-под одеяла. Вот без этого большого пальца ноги нельзя почувствовать тепло.

Точно так же нельзя почувствовать по-настоящему уют домика Карлсона, если там не висит печальная картина «Очень одинокий питух». Потому что только в уюте особенно чувствуешь, насколько одинок «одинокий питух».

Одиночество и хрупкость человека в ледяном мире, в крошечном зерне тепла – это и есть та тема, из которой выросла вся скандинавская сказка. Ну и Туве Янссон в первую очередь, потому что нет более уютных сказок, чем сказки о Муми-доле.

Надо подчеркнуть, что эта эволюция скандинавской культуры совершилась раньше, чем где бы то ни было в мире. XX век – это век реабилитации сказки, реабилитации фэнтези, фантастики, век великого кризиса реализма.

Посмотрите, как наглядно эволюционирует вся мировая литература в XX веке. В начале века, в 30-е годы начала меняться Скандинавия – это знак того, что она была самая передовая и продвинутая. На смену Ибсену, Гамсуну, Стриндбергу и десятку других авторов помельче приходят Энн Холм, Турбьёрн Эгнер, Туве Янссон, Астрид Линдгрен. Великие сказочники, великие создатели сказочных миров.

В Англии самый популярный писатель 50-х годов уж конечно не Голсуорси, потому что средствами «Саги о Форсайтах» невозможно отразить реальность XX века, а вот средствами саги о хоббитах «Властелин колец» – уже запросто. Посмотрите, вся английская литература постепенно уходит в фэнтези, в фантастику, в сказку, в притчу. В то, с чего, между прочим, начинал Моэм, но он, правда, быстренько сбежал в реализм, а если бы продолжил, то смог бы идти вместе с Льюисом. Вместе со сказочником и фантастом Честертоном, который за всю свою жизнь не написал ни одного реалистического романа, утверждая, что «нет никакого реализма, а есть мир моих снов, который правдивее любого бытописания».

Во Франции самым популярным, самым, возможно, нежным и трогательным писателем своего века становится Борис Виан. И Борис Виан успел дожить до того времени, когда его никем не признанная при первом появлении «Пена дней» стала бестселлером, а «Сердцедер», «Красная трава», «Осень в Пекине» – культовыми произведениями. Потом появляется Анри Мишо, детская поэзия великого сюрреалиста Робера Десноса становится едва ли не популярнее взрослой. И вся лучшая литература Франции этого времени помещается практически целиком в роман «Зази в метро» Раймона Кено, в сказки Превера, в стихи того же Мишо. Почему? Потому что реализм уже скукожился. Появляется так называемый новый роман, связанный, конечно, не только с именем Саррот, а со множеством больших имен, и далеко не всегда, то есть никогда, это не реализм.

Туве Янссон – первая представительница того блестящего поколения, которая поняла, что рассказывать «как было» уже хватит. Пора описывать новую реальность новыми фантастическими средствами. Ее