Литература и астрономия - [10]
Из ответа сына-космонавта можно понять, что он думает, будто Венера всегда появляется на западе. А из следующего отрывка вытекает, что сын-космонавт уверен: Венера на западе и всходит:
«Наступившее молчание прервала мать.
— Сынок, — спросила она, все еще пребывая в каких-то, очень дорогих ей воспоминаниях, — а где же наша-то зарница, которая Венера?
Он обернулся к западу — Венера должна была взойти лишь под утро» (там же, стр. 61).
Сомнительный серп земли
Книга В. Степанова «Серп земли» заканчивается так: «Плыви под солнечным ветром, шар голубой! И он все уплывает, все тает в звездных далях. И вот уже висит в поднебесье сияющий серп Земли…» (там же, стр. 77). Эта картина мысленного созерцания того, как Земля удаляется в звездные дали, тоже неверна. В таких случаях круглый диск Земли становился бы все меньше и меньше и, наконец, превратился бы в обыкновенную звезду. Серп Земли можно увидеть лишь в том случае, если человек будет наблюдать, не удаление Земли в бескрайние дали, а ее обращение вокруг Солнца со стороны, например с Луны или Марса. Когда Земля начнет пролетать за Солнцем, будет виден ее круглый диск. Но вот планета, обогнув дневное светило, справа налево, начнет приближаться к наблюдателю, и тогда он увидит, как круглый диск Земли начнет уменьшаться до половины. Другая половина будет в тени. А уж потом, когда Земля будет проходить слева направо между Солнцем и наблюдателем, она будет видна некоторое время в виде серпа. Следовательно, чтобы увидеть серп Земли, надо чтобы Земля не удалялась в космические просторы, а, обращаясь вокруг Солнца, приближалась к наблюдателю.
Когда открыты спутники Марса?
Первое упоминание о спутниках Марса мы встречаем в книге знаменитого английского писателя-сатирика XVIII века Джонатана Свифта «Путешествия в некоторые отдаленные страны света Лемюэля Гулливера, сначала хирурга, а потом капитана нескольких кораблей» (М., изд. «Художественная литература», 1982). Описывая открытия математиков фантастической страны Лапуты, Свифт, между прочим, на странице 195-й сообщает: «Кроме того, они открыли две маленьких звезды или два спутника, обращающихся около Марса… Первый совершает свое обращение в течение десяти часов, а второй в течение двадцати одного с половиной часа». Конечно, Свифт шутил. Но каково было удивление астрономов, когда через полтора века был обнаружен первый спутник Марса — Деймос, а вскоре и второй — Фобос. Первый делал один оборот вокруг планеты за тридцать часов восемнадцать минут, а второй — за семь часов тридцать девять минут. Совершенно случайное, но какое удивительное совпадение!
Жара на Марсе
Ф. Квиличи в своей детской книжке «Приключение на шестом континенте» (М., Детгиз, 1959, стр. 45) пишет: «Астрономы утверждают, что даже на Марсе, этой красной планете, покрытой раскаленным песком, существуют мхи и лишайники, существует растительность». Однако астрономы еще задолго до выхода книги Ф. Квиличи знали, что на Марсе господствуют минусовые температуры, которые зимой доходят до минус 100 градусов по Цельсию, а на полюсах даже до минус 130 градусов. Единственное, что успокаивает астрономов — это температура на экваторе Марса, которая летом поднимается там иногда до плюс 10 градусов. Так что на Марсе не может быть никаких «раскаленных» песков.
И снова Виктор Степанов
О космических скоростях: первой, нужной для того, чтобы преодолеть притяжение Земли и стать ее спутником; второй, чтобы оторваться от Земли и стать спутником Солнца; и третьей, чтобы преодолеть притяжение Солнца и уйти в безбрежные просторы Вселенной — ученые знали еще в XIX веке. Но В. Степанов в XX веке, в эпоху космической эры, стал о них забывать. В новелле «Зеленая лампа» (см. вышеназванное издание его повести в новеллах, стр. 72–73) он утверждает: «Для того чтобы аэроплан оборачивался вокруг земного шара, как Луна, требуется достижение начальной скорости восемь километров в секунду. Чтобы навеки удалиться от земного шара — одиннадцать с лишним километров, а чтобы достигнуть планеты Марс — четырнадцать». Но, чтобы долететь до планеты Марс, не обязательно надо разгонять начальную скорость корабля до четырнадцати километров в секунду — достаточно и второй космической скорости. Причем полет к Марсу с начальной второй космической скоростью «одиннадцать с лишним километров» будет наиболее экономичным в смысле расходования топлива, хотя и несколько более продолжительным, чем полет с начальной скоростью четырнадцать километров в секунду.
Обидно, что свои ошибочные рассуждения В. Степанов выдает за рассуждения выдающегося теоретика и практика в области космонавтики Фридриха Артуровича Цандера.
Математическое подтверждение мнения Швейка
В знаменитом романе Ярослава Гашека «Похождения бравого солдата Швейка» (М., изд. «Правда», 1979) главный герой произведения рассказывает поручику Лукашу о некоем завсегдатае трактира «У чаши» пане Чапеке: «Ночью он всегда выходил из пивной на улицу, разглядывал звёздное небо, а, вернувшись в трактир, переходил от одного к другому и сообщал: „Сегодня прекрасно светит Юпитер. Ты, хам, даже не знаешь, что у тебя над головой! Это такое расстояние, что если бы тобой, мерзавец, зарядить пушку и выстрелить, ты летел бы до него со скоростью снаряда миллионы и миллионы лет“» (стр. 642–643). По рассказу Швейка, пан Чапек выглядит грубым и невежественным человеком, самолюбивым хвастуном. Простейшая математическая проверка подтверждает его невежество. Предположим, что пушечный снаряд летит со скоростью 500 метров в секунду (на самом деле, снаряды во время империалистической войны могли иметь и большую скорость, в зависимости от типа пушки), и возьмем среднее расстояние до Юпитера 780 миллионов километров. Расчет показывает, что в таком случае снаряд долетит до Юпитера приблизительно за 50 лет. Но если рассчитать траекторию снаряда таким образом, чтобы он встретился с Юпитером во время его противостояния, и взять пушку, у которой скорость снаряда будет в пределах одного километра в секунду, то до Юпитера он долетит за 15–20 лет.
«Спасибо, господа. Я очень рад, что мы с вами увиделись, потому что судьба Вертинского, как никакая другая судьба, нам напоминает о невозможности и трагической ненужности отъезда. Может быть, это как раз самый горький урок, который он нам преподнес. Как мы знаем, Вертинский ненавидел советскую власть ровно до отъезда и после возвращения. Все остальное время он ее любил. Может быть, это оптимальный модус для поэта: жить здесь и все здесь ненавидеть. Это дает очень сильный лирический разрыв, лирическое напряжение…».
«Я никогда еще не приступал к предмету изложения с такой робостью, поскольку тема звучит уж очень кощунственно. Страхом любого исследователя именно перед кощунственностью формулировки можно объяснить ее сравнительную малоизученность. Здесь можно, пожалуй, сослаться на одного Борхеса, который, и то чрезвычайно осторожно, намекнул, что в мировой литературе существуют всего три сюжета, точнее, он выделил четыре, но заметил, что один из них, в сущности, вариация другого. Два сюжета известны нам из литературы ветхозаветной и дохристианской – это сюжет о странствиях хитреца и об осаде города; в основании каждой сколько-нибудь значительной культуры эти два сюжета лежат обязательно…».
«Сегодняшняя наша ситуация довольно сложна: одна лекция о Пастернаке у нас уже была, и второй раз рассказывать про «Доктора…» – не то, чтобы мне было неинтересно, а, наверное, и вам не очень это нужно, поскольку многие лица в зале я узнаю. Следовательно, мы можем поговорить на выбор о нескольких вещах. Так случилось, что большая часть моей жизни прошла в непосредственном общении с текстами Пастернака и в писании книги о нем, и в рассказах о нем, и в преподавании его в школе, поэтому говорить-то я могу, в принципе, о любом его этапе, о любом его периоде – их было несколько и все они очень разные…».
«Ильф и Петров в последнее время ушли из активного читательского обихода, как мне кажется, по двум причинам. Первая – старшему поколению они известны наизусть, а книги, известные наизусть, мы перечитываем неохотно. По этой же причине мы редко перечитываем, например, «Евгения Онегина» во взрослом возрасте – и его содержание от нас совершенно ускользает, потому что понято оно может быть только людьми за двадцать, как и автор. Что касается Ильфа и Петрова, то перечитывать их под новым углом в постсоветской реальности бывает особенно полезно.
В предлагаемой вниманию читателей книге собраны очерки и краткие биографические справки о писателях, связанных своим рождением, жизнью или отдельными произведениями с дореволюционным и советским Зауральем.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.