Лисица и виноград - [12]

    Свершить над кроликом расправу

        Готовилась Орлица. Вдруг

            Заговорил, вступаясь, Жук:

    «Царица птиц! Презрев мои моленья,

Ты взять вольна его, безжалостно сгубя;

    Но пощади меня от оскорбленья,

        Даруй бедняге избавленье,

        О жизни молит он тебя, –

Иль пусть и я за ним погибну следом:

    Он другом был мне и соседом».

        Юпитера Орлица, ни одним

            Не отвечая словом,

        В жестокосердии суровом,

            Жука крылом своим

Стряхнула прочь, глуха к его воззванью,

И, оглушив, принудила к молчанью, –

            А кролика похитила. Тогда,

        В отсутствие ее, орлиного гнезда

Успел достигнуть Жук, задумав месть такую:

    Он самую ее надежду дорогую –

            Все яйца нежные разбил.

            Гнев и отчаянье Орлицы

            Не ведали себе границы;

А в довершенье зла враг неизвестен был,

    И жалобы ее лишь ветер разносил.

        Так целый год жила она бездетной,

        Весною же гнездо свила на высоте.

Увы! Была предосторожность тщетной,

        И Жук, в места пробравшись те,

    Ей мстя за кролика, все яйца уничтожил.

    Вторичный траур потревожил

        Надолго эхо гор. Во избежанье бед,

        Та, кем несом был прежде Ганимед,

К царю богов с мольбой явилась неуклонно

        И яйца принесла Юпитеру на лоно:

            Воистину тот будет смел,

        Кто б унести оттуда их посмел!

    Но враг прибег к иным расчетам,

    Запачкав плащ Юпитера пометом;

И тот, стряхнув его, смахнул и яйца прочь.

Но тут пришлось Юпитеру невмочь

    От ярости разгневанной Орлицы.

        Она грозила: с этих пор

        Бежать навеки из столицы,

    Покинув службу царскую и двор.

Юпитер промолчал, но учинил разбор.

    Перед судом явился Жук, и смело

        Он изложил, как было дело, –

        Вина Орлицы ей доказана была.

Но примирить врагов явилось невозможным,

    И царь богов, решеньем осторожным,

        Постановил, во избежанье зла:

    Чтоб яйца свои всегда несли Орлицы

    Весною раннею, пока лучом денницы

    Не согреваемы, как сонные сурки,

        Спят зимним сном своим Жуки.

Лев и Комар Перевод И. Крылова

Бессильному не смейся

                И слабого обидеть не моги!

        Мстят сильно иногда бессильные враги:

Так слишком на свою ты силу не надейся!

                Послушай басню здесь о том,

Как больно Лев за спесь наказан Комаром.

    Вот что о том я слышал стороною:

Сухое к Комару явил презренье Лев;

Зло взяло Комара: обиды не стерпев,

Собрался, поднялся Комар на Льва войною.

Сам ратник, сам трубач пищит во всю гортань

И вызывает Льва на смертоносну брань.

        Льву смех, но наш Комар не шутит:

То с тылу, то в глаза, то в уши Льву он трубит!

И, место высмотрев и время улуча,

                Орлом на Льва спустился

        И Льву в крестец всем жалом впился.

Лев дрогнул и взмахнул хвостом на трубача.

Увертлив наш Комар, да он же и не трусит!

Льву сел на самый лоб и Львину кровь сосет.

Лев голову крутит. Лев гривою трясет;

                Но наш герой свое несет:

То в нос забьется Льву, то в ухо Льва укусит.

                        Вздурился Лев,

                Престрашный поднял рев,

        Скрежещет в ярости зубами,

        И землю он дерет когтями.

От рыка грозного окружный лес дрожит.

Страх обнял всех зверей; все кроется, бежит:

        Отколь у всех взялися ноги,

Как будто бы пришел потоп или пожар!

                        И кто ж? Комар

            Наделал столько всем тревоги!

Рвался, метался Лев и, выбившись из сил,

О землю грянулся и миру запросил.

Насытил злость Комар; Льва жалует он миром:

Из Ахиллеса вдруг становится Омиром

                        И сам

Летит трубить свою победу по лесам.

Два Осла Перевод Г-та

Погонщик двух Ослов с поклажей в город вел.

                        Один Осел,

Хвостом махая, шел походкою веселой:

        Он нес сухие губки на спине, –

        А всякий знает, как легки оне.

Другой едва ступал под ношею тяжелой:

Навьючили бедняге соли целый воз,

        И он плелся, повеся хвост и нос.

Шли долго путники, и вот – дошли до броду.

        Сев на Осла, что губки нес,

Погонщик пред собой погнал другого в воду

И начал путь ему указывать кнутом;

        Но наш Осел упрямого был нраву

        И пожелал устроить переправу

                    Своим умом.

            Забрал он влево, в яму оступился

        И вместе с солью в воду погрузился.

            Беда! Ослу пришлося плыть.

            Гребет он сильными ногами,

Пыхтит, и фыркает, и борется с волнами;

            А плыть далёко… как тут быть?!

Но, видно, сжалилось над бедным Провиденье:

Он в ноше чувствует большое облегченье –

Растаяла вся соль, и радостно Осел

С пустым мешком доплыл и на берег взошел.

Погонщик между тем со страху за скотину

И своему Ослу ослабил повода,

            А этот, видя, что вода

        Освободила друга от труда,

Недолго думая, бух вслед за ним в стремнину.

Но тут свершилася нежданная беда:

        Водою губки мигом напитались

И стали, как свинец, тянуть Осла ко дну.

Погонщик мой взревел, Осел ни тпру, ни ну,

И оба с жизнью бы наверное расстались,

Когда б не подошли на помощь рыбаки.

Не так же ль действуют иные дураки,

    Которые в делах своих не рассуждают,