Лирика и сатира - [8]

Месяц выглянул, и робко

Шепчут волны меж собой:

«Этот странный незнакомец —

Что он, глуп или влюблен?

То ликует и смеется,

То грустит и плачет он».

И лукаво улыбаясь,

Молвит месяц им в ответ:

«Он и глупый, и влюбленный,

И к тому же он поэт».

* * *

Не отвергай! Пусть жар погас,

Возврата нет весне,

Но дай еще хоть малый срок,

Чтоб отгореть и мне.

И пусть не хочешь ты любить, —

Хоть другом назови.

Мы в дружбе ценим поздний дар

Долюбленной любви.

ТРАГЕДИЯ

1

Бежим! Ты будешь мне женой!

Мы отдохнем в краю чужом.

В моей любви ты обретешь

И родину и отчий дом.

А не пойдешь — я здесь умру,

И ты останешься одна,

И будет отчий дом чужим

Как чужедальная страна.

2

( Это подлинная народная песня, и я ее слышал на Рейне ).

Дохнула стужей весенняя ночь,

Дохнула на голубые цветы,

Они увяли, погибли.

Веселый парень подружку любил,

Ее тайком из дома увез,

Ни мать, ни отец не видали.

Их горькая доля по свету гнала,

Их злая мачеха-жизнь извела,

Нужда иссушила, сгубила.

3

И липа цветет над их могилой,

И свищет птица да ветер унылый,

А под шатром зеленых ветвей

Сидит сын мельника с милой своей.

И птица так нежно и грустно щебечет,

А ветер так тихо и странно лепечет.

Любовники молча внемлют ему

И плачут — и все не поймут почему.

ЖЕННИ

Тебе пятнадцать лет минуло,

Мне тридцать пять, и я влюблен…

О Женни, на тебя гляжу я,

Припоминая старый сон!

Я встретил девушку когда-то,

В тебе живут ее черты,

И даже локоны носила

Она такие же, как ты.

Готовясь к университету,

На время бросил я ее,

И мне тогда она сказала:

«В тебе все счастие мое!»

Уже три года, как Пандекты[9]

Я изучал, но в мае вдруг

Услышал в Геттингене[10] новость,

Что замужем давно мой друг.

То было в мае… Птицы пели,

Весна смеялась на полях,

И солнцу радовался каждый

Червяк на травах и цветах.

А я, болезненный и бледный,

Бродил в отчаяньи, без сил…

Один господь про то лишь знает,

Что в эту ночь я пережил.

Но все прошло. Мое здоровье

Окрепло. Вновь я исцелен.

О Женни, на тебя гляжу я,

Припоминая старый сон!

ЖАЛОБА СТАРОНЕМЕЦКОГО ЮНОШИ [11]

Кто добродетель потерял,

Плачь горькими слезами!

Несчастный, был я совращен

Порочными друзьями!

В картежный дом меня водили,

Кошель мой облегчали,

А девушки меня лукавой

Улыбкой утешали.

Несчастный юноша! Потом,

В разодранном кафтане,

Был, пьяный, выброшен за дверь

Я без гроша в кармане.

И как дивился утром я!

Испачкан мелом, сажей,

Несчастный юноша! Сидел

И в Касселе[12], под стражей!

ДОКТРИНА

Бей в барабан, не бойся беды,

И маркитантку целуй вольней!

Вот тебе смысл глубочайших книг,

Вот тебе суть науки всей.

Людей барабаном от сна буди,

Зорю барабань в десять рук.

Маршем вперед, барабаня, иди, —

Вот тебе смысл всех наук.

Вот тебе Гегеля[13] полный курс,

Вот тебе смысл науки прямой!

Я понял его, потому что умен,

Потому что я барабанщик лихой.

КИТАЙСКИЙ БОГДЫХАН [14]

Отец мой трезвый был чудак

И пьянства не любитель;

А я усердно пью коньяк,

И мощный я властитель.

Питье волшебное! Моя

Душа узнала это;

Чуть только вдоволь выпил я, —

Китай мой — чудо света.

Дарит ему цветы весна,

Он весь благоухает;

Я сам почти что муж; жена

Ребенка зачинает.

Скорбям, недугам всем конец;

Богато все, счастливо;

Конфуциус[15], мой лейб-мудрец,

Стал ясен так, что диво.

Сухарь солдата на войне

Вдруг превращен в конфеты;

И нищие в моей стране

Все в бархат, в шелк одеты.

У мандаринов — у моей

Команды инвалидной —

Дух вновь, как в пору юных дней,

Поли свежести завидной.

Великий храм готов, — и в нем

Последние евреи

Крестятся, чтоб давал потом

Я орден им на шеи.

Дух мятежей исчез, как дым,

Кричат манчжуры дружно:

«Мы конституций не хотим,

Нам только палок нужно!»

Чтоб страсть во мне убить к питью,

Врачи дают лекарства;

Я их не слушаю и пью

Для блага государства.

За чаркой чарка! Веселит,

Питательно, как манна!

Народ мой счастлив и кричит

Восторженно: «Осанна!»

УСПОКОЕНИЕ

Мы спим как Брут[16], — мы любим всхрапнуть.

Но Брут очнулся — и Цезарю в грудь

Вонзил кинжал, от сна воспрянув.

Рим пожирал своих тиранов.

Не римляне мы, мы курим табак.

Иной народ — иной и флаг!

И всяк своим могуч и славен.

Кто Швабии по клецкам равен?

Мы немцы, мы чтим тишину и закон.

Здоров и глубок наш растительный сон.

Проснемся — и жажда уж просит стакана.

Мы жаждем, но только не крови тирана.

Как липа и дуб, мы верны и горды,

Мы тем и горды, что дубово тверды.

В стране дубов и лип едва ли

Потомков Брута вы встречали.

А если б — о чудо! — родился наш Брут,

Так Цезаря для него не найдут.

И где нам Цезаря взять? Откуда?

Вот репа у нас — превосходное блюдо!

В Германии тридцать шесть владык

(Не правда ль, счет не столь велик!)

Звездой нагрудной каждый украшен,

Им воздух мартовских Ид[17] не страшен.

Зовем их отцами, отчизной своей

Зовем страну, что с давних дней

Князьям отдана в родовое владенье.

Сосиски с капустой для нас — объеденье!

Когда наш отец на прогулку идет,

Мы шляпы снимаем — владыке почет!

Немца покорности учат с пеленок,

Это тебе не римский подонок!

ПРОСВЕТЛЕНИЕ

Михель[18] милый! Неужели

С глаз повязка не снята?

Ведь похлебку в самом деле

Отнимают ото рта.

Вместо пищи славословят

Счастье райского венца

Там, где ангелы готовят

Нам блаженство без мясца.

Михель, вера ль ослабеет,

Иль окрепнет аппетит,

Будь героем, и скорее

Кубок жизни зазвенит.

Михель, пищей без стесненья

Свой желудок начини,